Месть легких денег

– Ага. Если ещё учесть то, что ты не настолько плохо ко мне относишься, чтобы втянуть меня во что-то…

Мирослава звонко рассмеялась.

– Смешно тебе? – с притворной обидой спросил Белозерский.

– Извини. Янчик, там действительно запутанное дело. Но я уверена, что этот шалопай, в смысле, Виталий Кукушкин, не убивал даму, на содержании которой находился. Но рога он ей наставлял.

– Ещё лучше, – сердито проворчал адвокат.

– Конечно, лучше. Подробности тебе расскажет его мать Ирина Аркадьевна Крапивина. А с самим Виталиком будь построже.

– Не учи учёного!

– Так ты возьмёшься за защиту Кукушкина?

– Прежде чем принять окончательное решение, я встречусь с его матерью и внимательно выслушаю её. Предварительно могу сказать только одно.

– Что же?

– Ты меня почти уговорила! Передавай привет Морису и Дону.

– А ты – Магде и Паулине. Пока.

– До связи.

Магдой была красавица-жена адвоката Белозерского, а Паулиной – любвеобильная собака породы боксёр.

Время от времени Ян повторял шутку о том, что они дружат домами, намекая тем самым, что они с женой были бы не прочь погулять на свадьбе Мирославы и Мориса.

Но Мирославу ужасала одна только мысль о том, что она может оказаться на всю жизнь прикованной к одному-единственному мужчине, даже такому достойному, как Морис.

Не зря говорят, что «в каждой избушке свои погремушки». И как именно выбросить из избушки именно эту погремушку, не знал никто – ни родные Мирославы, ни друзья, ни даже наимудрейший кот Дон. Страдал же от этого больше всех любящий Морис Миндаугас. Впору было прибегнуть к зелью, способному сделать сердце равнодушным и холодным. Но дело было в том, что сам Морис вовсе не хотел избавляться от своей любви к Мирославе. Он верил, что рано или поздно её сердце вспыхнет ответным чувством, и будут они жить вместе долго и счастливо.

Только вот как скоро это случится, никто не знал. В том числе и сам Морис.

Вечером неожиданно приехал Наполеонов.

– Ты чего не позвонил? – сердито спросила Мирослава.

– Я, может и звонил, да вы трубку не брали, – решил блефовать он.

– Не ври! Морис всегда берёт трубку стационарного телефона.

– Мой сотовый тоже всегда включён, – встрял в их перепалку Морис.

– Ладно, ваша взяла, – отмахнулся Шура, – просто у меня настроение было незвонильное.

– Какое, какое? – переспросили детективы в один голос.

– Незвонильное! Глухие, что ли?!

– Вообще-то, слух у нас хороший, – ответил за обоих Морис. – Просто я не знаю такого слова в русском языке.

– Морис, милый, как ты можешь его знать, – рассмеялась Мирослава, – если Шура его только сейчас прямо на ходу и придумал.

– Может, и придумал! И что с того! – ершисто ответил Наполеонов. – Может, я собираюсь лингвистом стать!

– Это что-то новенькое. – Мирослава подозрительно вгляделась в лицо друга и потребовала: – Что там у тебя ещё случилось? Колись!

– Ничего не случилось, – удручённым голосом ответил Шура и спросил: – Я что, обязан, что ли, всю жизнь на должности следователя пахать?

– Не обязан! Да только ты мне зубы не заговаривай.

– Зубы кобылам заговаривают, а ты тигра! Твои клыки никакими заговорами не сточишь!

– Шура!

– Что Шура?! Я тут мечусь целыми днями как белка в колесе! А нотариусы отпуск себе устраивают! Лежат в тёплых краях кверху брюхом на тёплом песочке. А потом выливают тебе на голову неудобоваримые вещи, как ушат с холодной водой.

– Шур! А ты не мог бы поподробнее и попонятнее, – попросила Мирослава жалостливо.

– Мог бы! – ответил Наполеонов и упал на диван, задев при этом тотчас же недовольно вскочившего кота.

Дон треснул следователя своим пушистым хвостом и чуть ли не выпустил сноп искр из сердито засверкавших янтарным огнём глаз. Но Шура ничего этого не заметил и заявил, в упор глядя на Мирославу:

– Горевой приехал!

– Кто это?

– Игорь Владимирович Горевой – личный нотариус Лидии Ильиничны Реваковой.

– И чем же таким ужасным расстроил тебя этот несчастный Горевой?

– Горевой счастливый! Упитанный, холеный, загорелый! А несчастный я!

– Шур! Ближе к делу!

– К делу так к делу, – проворчал Наполеонов, заёрзав на диване, чем окончательно вывел кота из терпения, и тот перебрался на кресло. – Представляешь, – продолжил Наполеонов, – этот коварнейший тип сообщил мне, что Ревакова как раз накануне его отъезда аннулировала завещание в пользу Кукушкина.

– Тоже мне печаль, – усмехнулась Мирослава.

– Ещё какая! – заорал Наполеонов.

– Шур! Ты белены объелся? Чего ты так кричишь?

– Посуди сама! Кукушкин больше не наследник, и убивать Ревакову ему незачем.

– Он мог не знать, что завещание в его пользу аннулировано.

– Это могло бы утешить меня в какой-то степени, – тяжело вздохнул Наполеонов.

– Вот только ты уверен в том, что Виталий Кукушкин не знает, что он больше не наследник? – уточнила Мирослава полминуты спустя.

– Нет, не знает, – хмуро отозвался Наполеонов, – и до поры до времени я решил оставить его в счастливом неведении.

– Он мог узнать от кого-то другого.

– Не мог! – отрезал Наполеонов.

– Хорошо. Чего ты так переживаешь?

– Теперь всё должно достаться прямым наследникам. А кто наследник Реваковой?