Месть мертвеца

— Доктор сказал, что здесь с ним все будет в порядке, — подал голос Роб с водительского сиденья.

— Хорошо, это хорошо, — ответила я.

Потом вспомнила, что Манфред подозревал, будто кто-то ночью убил его бабушку. Может, и не очень хорошо, что он остался в той же самой больнице. Черт! Вот еще один повод для беспокойства.

Вернувшись в дом, мы все упаковали — просто на всякий случай — и сложили в машину — тоже на всякий случай. Мы затушили огонь и повесили ключи от дома на зеркальце заднего вида, чтобы не забыть вернуть их Твайле — опять-таки на всякий случай.

Потом мы поехали обратно в Доравилл. Поскольку утром у нас было мало времени, чтобы привести себя в порядок, мы сделали это сейчас и сразу почувствовали себя лучше.

Рука моя ныла, потому что я в этот день напрягала ее больше положенного, и я приняла болеутоляющее. Мне было почти стыдно, когда я отправляла таблетку в рот, ведь столько людей испытывали куда более страшные страдания. Но единственной болью, которую я могла облегчить, была моя собственная.

— Могу я не сворачивать? — спросил Толливер, когда мы добрались до главного перекрестка Доравилла.

Если бы он не свернул, дорога увела бы нас прочь от города. Поворот налево привел бы нас к больнице.

— Хотела бы я, чтобы ты не сворачивал, — ответила я. — Но, думаю, мы должны убедиться, что с Манфредом и его мамой все в порядке. Верно?

У Толливера был упрямый вид.

— Держу пари, что мама Манфреда — крепкая женщина. Она должна быть такой, ведь Ксильда — ее мать. Держу пари, с ними все прекрасно.

Я искоса посмотрела на него.

— Да, хорошо, — произнес он и повернул налево.

Глава двенадцатая

Мама Манфреда, Рейн Бернардо, была более юной копией своей матери. Однако сходство оказалось чисто физическим. Рейн не обладала задатками медиума, у нее не было никаких особых связей с Ксильдой. Рейн начала с работы на фабрике и постепенно проложила себе путь до места в администрации. Она этим гордилась, а еще гордилась тем, что в одиночку вырастила сына. Ее пугало, что Манфред пошел по стопам Ксильды, а не по ее стопам. Но она любила сына, любила мать и, сидя у постели Манфреда, была весьма подавлена.

«Быть подавленной» для Рейн означало, что она произносила всего пятьдесят слов в минуту вместо ста.

Рыжими волосами и пышными формами Рейн пошла в мать, но ее формы были далеко не такими щедрыми. Вообще-то Рейн казалась очень привлекательной женщиной, и я не сомневалась, что она еще не отметила сороковой день рождения.

Мы очутились в больнице в то время, когда ее открыли для первых обычных посетителей.

Я еще никогда не видела Барни Симпсона таким серьезным, интересно, друг ли он Тома Алманда? После того как Барни задал обычные вопросы о том, удобно ли пациенту в больнице и доволен ли тот здешним лечением, врач помедлил. Может, он восхищался Рейн? В конце концов Барни состоял в разводе.

— Мне очень жаль насчет вашей матери, — сказал Барни Рейн. — Она была колоритной леди, и я знаю: вы будете по ней скучать. Она произвела немалое впечатление на наше маленькое сообщество за то короткое время, которое здесь пробыла. Ее еще долго будут помнить.

«Это образец тактичности», — подумала я.

И хотя Манфред был бледен и явно испытывал боль, на лице его промелькнула тень улыбки.

— Я ценю ваши слова, — отозвалась Рейн, не желая уступать доктору в учтивости. — Спасибо, что так хорошо о ней заботились. Манфред сказал, что вы заходили, чтобы повидаться с ней. Ее здоровье так ухудшилось, что мы с Манфредом знали: ей суждено умереть в любую минуту, и мы ни в чем не виним больницу.

Рейн бросила на Манфреда успокаивающий взгляд, а тот закрыл глаза, абстрагировавшись от этой беседы.

— Манфред думает, что следует произвести вскрытие, — обратилась к нам Рейн. — И ее не наблюдали врачи здесь, в Доравилле. Хотя, конечно, она посещала врачей в Теннесси и была у кардиолога прямо перед тем, как отправилась в Доравилл. Как вы считаете?

Тут вошел доктор Томасон.

— Ну и дождь снаружи, — произнес он, стряхивая капли с зонта. — Просто дождь, не лед, — успокаивающе добавил он.

— Хорошо, что вы приехали сюда сейчас, — заметил Барни. — Позвольте мне пересказать, о чем мы только что говорили.

И он повторил Томасону вопрос Рейн.

— Как насчет вскрытия, Лен? — поинтересовался Симпсон.

— Зависит от того, что мы услышим от доктора в Теннесси, — задумчиво сказал Лен Томасон. — Если ее доктор считает, что смерть была ожидаемой, не внезапной и нет вопросов, на которые надо найти ответ, думаю, резонно предположить, что вскрытие не нужно. Именно такую рекомендацию я и дам коронеру. С другой стороны, — продолжал он, подняв обе руки, чтобы показать нам: подождите! — если тот доктор, знавший ее лучше всех, не удовлетворен, нам придется провести это исследование.