Месть - мое личное дело

Ничего не ответив, я отбросил одеяло на кровати, где спал прошлой ночью, и обнаружил у верхнего края матраца маленькую дырочку. Пройди пуля на несколько дюймов выше, я бы уже сидел где-нибудь на Небесах и мне бы не требовалось больше помнить о бритье. Пуля не может пробить матрац: она должна была застрять в нем где-то у поверхности. Но, сунув палец в дырку, я ничего в ней не обнаружил. Кто-то меня опередил. Гильзу я тоже не нашел.

Напоследок мне пришлось устроить целое представление. Порывшись в одеяле, я наконец с радостным видом вытащил часовой механизм, показал его вышибале и вложил под крышку.

— Наконец-то, — буркнул он. — Идем! — Я одарил его благодарной улыбкой и вышел в коридор. Вышибала не отходил от меня ни на шаг, пока я не покинул отель и не направился к своей машине. Скоро ему дадут жару — как только полиция сообразит, что никакое это не самоубийство и что Честер Вилер был убит — убит весьма искусно.

И тогда у меня тоже начнутся неприятности. Я отыскал небольшой бар со стоянкой для машин почти у самой двери, получил пиво, сдачу и направился к телефонной будке. Было уже поздновато, но Пат не тот человек, который бросает работу на середине. Мне повезло: он оказался на месте.

— Это Майк, бакалейщик. — Пат хихикнул:

— Как твоя торговля?

— Процветает, Пат, вполне процветает. Я получил большой заказ на свеженькое мясо.

— Что-что?

— Это я так, шучу.

— Ну…

— Кстати, насколько я чист в деле Вилера? — Спросил и явственно представил себе, как Пат в задумчивости насупил брови.

— Если я правильно понимаю, предъявить тебе нечего, — проговорил он. — А что?

— Просто любопытно. Парни в синем шарили в той комнате целую вечность, прежде чем я вернулся на грешную землю. Хотелось бы знать, много ли они нарыли?

— По-моему, нет. Случай вполне ясный.

— Они забрали с собой что-нибудь?

— Тело, твой пистолет, гильзу и личные вещи Вилера.

— И все?

— Угу.

Я помолчал немного и спросил:

— Разве самоубийцы не оставляют записок?

— Обычно оставляют. Когда они в здравом рассудке, а свидетелей нет. Если самоубийца готовится к такому шагу, то старается как-то его объяснить. Но, находясь в состоянии аффекта, он, как правило, не тратит времени на подобные мелочи.

— По-моему, Вилер был не из тех, кто действует под влиянием минуты, — возразил я. — Он вроде бы был преуспевающим бизнесменом.

— Я думал об этом. Тут что-то не сходится. Ты не веришь, что он мог покончить с собой?

— Не верю.

— И никаких намеков на это не было. Гм… — Я выждал пару секунд:

— Пат, сколько патронов осталось в моем пистолете?

— Четыре, ты же знаешь…

— Верно. Но я не стрелял из него с тех пор, как побывал на прошлой неделе на стрельбище вместе с тобой.

— Ну?

По его голосу можно было понять, что он догадывается о предстоящих неприятностях.

— И в пистолете было шесть пуль, — сказал я совершенно спокойно.

Будь Пат женщиной, он наверняка вскрикнул бы от неожиданности, но я услышал лишь рычание и решил пока помолчать. А Пат орал в трубку:

— Майк! Майк! Куда ты пропал, черт бы тебя побрал? Отвечай!

Я хихикнул, давая ему понять, что слышу его, а затем повесил трубку. Пату потребуется не больше пяти минут. Этого ему хватит, чтобы взять федерального прокурора тепленьким, как испуганного кролика. Прокурор — крупная дичь, но и Пат — парень не промах. Он скажет этому высокопоставленному увальню пару слов, от которых у того все волосы встанут дыбом, и крыть ему будет нечем. Дело закручивалось. Я вернулся к стойке, и запасы пива в этом заведении стали быстро уменьшаться.

Бар постепенно заполнялся людьми. В половине девятого я позвонил Вельде, но ее дома не оказалось. Пришлось позвонить через час. Она все еще отсутствовала. В офисе ее тоже не было. Наверное, ищет художника, который взялся бы сменить табличку с именем на двери. В конце концов я устроился в углу рядом с автоматами для продажи сигарет и стал думать и вспоминать.

Это оказалось нелегко, поскольку тогда я не обращал внимания на детали, да и выпивка в ту ночь лилась рекой.

Последняя ночь.

Последние слова — это очень важно.

Той последней ночью мы оба словно перенеслись на пять лет назад. Мы снова были на войне. Мы снова были друзьями, если называть этим словом не просто приятеля, с которым ешь и спишь. Мы были фронтовыми друзьями. Мы, двое, становились одним и сражались, как один. Нас свела армия, и мы оба были рады сделать все, защищая правое дело. Вернувшись на одну ночь туда, мы пили, как на фронте, а потом пожали друг другу руки, поздравив себя с концом войны. Какой смысл был в этом возвращении? Какая странная прихоть судьбы свела нас, чтобы потом столкнуть опять? Я встретил его в последнюю ночь и пил с ним. Мы говорили и пили еще и еще.