Месть Мориарти

Прикованный к стулу, как и все мужчины в этот первый миг оцепенения, Санционаре вряд ли смог бы решить, что в этой паре пробуждает большее желание: ожерелье или девушка. Они составляли неразрывное целое, воплощая в себе все, чего он неизменно желал, — богатство, элегантность, красоту и обещание таившихся под белым шелком чувственных наслаждений. Ради этого стоило рискнуть всем — жизнью и свободой, честью, властью и даже рассудком.

Казалось, чарующий эффект растянулся на целую вечность. В действительности прошло лишь несколько секунд, после которых мир встряхнулся, вышел из оцепенения, и вагон-ресторан вместе с пассажирами вернулся в прежнее, нормальное существование.

Кондуктор у двери почтительно, словно перед особами королевской крови, раскланялся и тут же рассыпался в извинениях, поскольку, как оказалось, незанятых столиков уже не было. Поворачиваясь из стороны в сторону, он смотрел на обедающих так, словно еще надеялся, что кто-то из них исчезнет, растворится в воздухе, и место чудом освободится. Затем, к великой радости Санционаре, взгляд которого будто прилип к девушке, кондуктор кивнул и повел пару к его столику.

Склонившись к итальянцу — причем большая часть его упитанного тела оставалась повернутой к Смитам, что потребовало акробатической гибкости и немалого напряжения сил, — кондуктор прошептал:

— Мильён пардонов, синьор. Для этих леди и джентльмена не нашлось места. Не будете ли вы столь любезны позволить им разделить с вами стол?

Санционаре поднялся и отвесил поклон, потом улыбнулся и снова кивнул.

— Для меня большая честь обедать с вами, мистер и мисс Смит, — любезно изрек он и, еще более склонив голову, добавил: — Пожалуйста, пожалуйста…

— Папа! — воскликнула Карлотта, явно удивленная и обрадованная нечаянной встречей. — Это же синьор Санционаре. Мы познакомились с ним в воскресенье. Помнишь?

— Да, да. Помню, — сухо подтвердил Смит, давая понять, что из всех римских воспоминаний это далеко не самое приятное. — Другого столика нет? — добавил он, обращаясь к кондуктору.

— Увы, милорд. Ни одного. — Озадаченное выражение слегка омрачило улыбку последнего.

— Что ж, тогда выбирать не приходится. — Смит пожал плечами, неодобрительно поглядывая на Санционаре, который уже потирал торжествующе руки и едва удерживался от того, чтобы не запрыгать от радости.

— Перестань, папа. — Карлотта тем временем заняла свободный стул напротив Санционаре. — Лучше поблагодари синьора за его доброту. Сэр, вы уже во второй раз выказываете поразительную щедрость. Папа, не хмурься.

В конце концов Смит, продолжая демонстрировать свое неудовольствие и нерасположение к общению с учтивым итальянцем, все-таки занял свободное место.

— Какая досада. Весьма некстати. Но, раз уж так получилось, что мы вынуждены разделить с вами столик, синьор, я должен поблагодарить вас за любезность.

— Ну что вы, — горячо отозвался Санционаре. — Это вы оказали мне честь. В Риме я пригласил вас пообедать со мной, но вы не смогли. Сегодня сама судьба взяла дело в свои руки. Очевидно, наша встреча была предопределена свыше. Я, знаете, верю в судьбу.

— О, и я тоже, — ослепительно улыбнулась Карлотта. — Это же так интересно, найти друга в таком скучном путешествии.

— Мне бы не хотелось показаться грубым, — с важным видом заявил Смит. — Не поймите неправильно, синьор, но я не одобряю излишнего общения моей дочери с представителями вашего народа. Извините, но что есть, то есть. Простите за прямоту.

— Но, сэр, вы же сами сказали, что ее мать — неаполитанка. Не понимаю.

Карлотта подалась вперед, и ее груди коснулись столика, отчего кровь бросилась Санционаре в голову.

— Мой папа прав, — тоном глубочайшего сожаления подтвердила она. — Семья моей мамы очень плохо обращалась с ней из-за того, что она вышла замуж за англичанина и уехала в Англию. Жаль, но папа перенес свое отношение на всю страну и всех итальянцев. Мне пришлось долгие годы уговаривать его совершить этот короткий визит.

Смит громко откашлялся.

— Не стану скрывать, я буду рад вернуться в Англию, к простой, здоровой пище. — Он с откровенным неодобрением прошелся глазами по меню.

— Тише, папа. Нас все слышат, — прошептала Карлотта. — Боюсь, эта кухня напоминает ему о маме, — добавила она, обращаясь уже к Санционаре. Его так легко расстроить.

— У меня желудок расстраивается от одного лишь масла, которым здесь все поливают, — проворчал Смит.

— Позвольте и мне выразить свое мнение, — не вытерпел Санционаре, раздраженный поведением самоуверенного англичанина. — Мне не очень нравится английская кухня. В ней слишком много воды. Однако, бывая в вашей стране, я никогда не жалуюсь на ее обычаи. Если вы не против, я мог бы помочь вам в выборе блюд. Возьмите, к примеру, арбуз и, может быть, холодного мяса.

— В вашем холодном мясе, на мой вкус, слишком много чеснока и жира.

— Тогда пасту.