…В фильме «Одна неделя», про парня, узнавшего, что у него четвертая стадия рака, есть момент, когда священник спрашивает героя, верит ли он в бога. Герой не верит — делает смущенную паузу, виновато смотрит на распятие на стене. А на распятии никелированный Иисус висит на одной прибитой руке. Другой показывает средний палец. Это, конечно, воображение героя. Но мне так понравился этот Иисус! Хотел бы я иметь такого Иисуса дома на стене. Он не сдался, не подставил щеку! Представляю, как он махался с легионерами, прежде чем они его схватили и прибили к кресту. Он показывает fuck не тому, кто в него верит, а тому, кто его распял! Я хочу такого бога, чтобы поддерживал меня в бою!
Еще там хороший момент — герой просыпается утром в случайном отеле, берет с тумбочки библию, а текста нет — чистые листы. Я бы дарил всем при рождении такие Библии — без текста. Чтобы каждый сам писал для себя Библию. Никаких особых требований — пиши, что хочешь. Можно было бы столько рассказать о человеке по его Библии! Представляю посмертную библиотеку из этих Библий — от диктатора Муссолини, до водопроводчика Лени Голубкова. Была бы там и моя. Может, эти строки, что сейчас пишу, и станут когда-нибудь, моей личной Библией…?
…Меня скотчем привязывают к стулу, силой держат руки на столе. Один из бандитов раскладывает на столе молотки.
— Выбирай молоток с удовольствием, — требует Володя от актера. — Смакуй. И бери вот этот, поменьше…
— Почему не самый большой?
— Чтобы больнее было, — со знанием дела объясняет Володя. — От большого молотка кость сразу вдребезги — Родион от боли потеряет сознание. А если бить маленьким, он помучается…
Сейчас в кадре окатят водой из ведра и возобновят пытки. Можно было бы попросить подогреть воду. И незаметно подглядывать, чтобы вода не застала врасплох, на вздохе. Но я так не хочу. Пусть все будет максимально правдоподобно. Зажмуриваюсь и мысленно устраиваю побег. Если не возможно реально убежать, то надо сделать это в воображении.
Воспоминание о Финляндии
…Продюсер Блинов наливает Бонч-Бруевичу и мне «серебряную» текилу. Володя, как всегда, не пьет. И я стараюсь не пить — завтра с утра сложные сцены. Но совсем не выпить не хорошо, все-таки такой повод — рождение дочки!
— Назвали Марфой, в честь бабушки, — делится Блинов. — Меня вырастила бабушка, и я ей очень благодарен. Теперь 3-е октября — главный праздник нашей семьи! Жена должна была родить еще второго вечером, но не родила. Я хотел все время быть с ней, но она попросила, чтобы я вышел из операционной. Сказала, я слишком переживаю, и ей это мешает. Ну, типа, не знает, что делать — ребеночка рожать или меня успокаивать, — Блинов неловко смеется. — В общем, она всю ночь рожала, а я всю ночь сидел в коридоре и слушал, как она там…
Блинов запинается, но берет себя в руки и продолжает:
— Знаете, парни, говорят, мужчине не дано понять, каково это — рожать. Может, и так. Но, мне кажется, за ту ночь я постарел лет на десять… У нас с женой долго ничего не получалось. Оба молодые и здоровые, а ребенка заделать не могли. К каким только врачам не обращались! И ничего. А на прошлый Новый год полетели в Финляндию. И случилось…
— Потому, что вы там оба расслабились, — со знанием дела говорит Бонч, у которого трое детей от разных браков. — Нервы! От них — все проблемы.
— Вот фотография, — Блинов пускает по рукам мобильный. — Вес — три пятьсот. Красавица!
…Мы поехали с женой в Финляндию на Новый год на автомобиле. По пути заехали в глушь под Новгородом, где у жены жила прабабка. Прабабке было лет сто или двести — никто точно не знал. И никаких документов. Зачем ей документы — в избушке на опушке леса. Когда-то там был колхоз. Но молодые уехали, а старики умерли. А может, наоборот — молодые умерли, а старики уехали — теперь ведь все перемешалось в природе. По-моему, если хочешь дольше прожить, надо влюбляться в молодых, но держаться со стариками. Они опытнее и хитрее, но, главное, как правило, добрее молодых, что не мудрено — злые не живут долго, не смотря ни на какие опыт и хитрость… Короче, от колхоза осталась только добрая бабка жены.
Заночевали. Я плохо спал. Хозяйка в соседней комнате всю ночь звенела кастрюлями, кряхтела, кашляла и что-то бормотала. Как будто бредила, колдовала или молилась…
— Чего она там? — спросил я. — Не спит что ли?
— Она никогда не спит, ей не надо, — был ответ.
— Как это не надо?
— Странная…