Месть Нофрет. Смерть приходит в конце

В этот вечерний час здесь наверху не было ни лжи, ни неясности. И в мыслях не было смятения. Она - Ренисенб, она идет, глядя на мир со спокойствием и отвагой, став опять сама собой. Разве не сказала она как-то Хори, что должна одна спуститься по тропинке в час смерти Нофрет? Пусть ей будет страшно, все равно она должна это сделать. Вот она и идет. Примерно в это время они с Сатипи склонились над телом Нофрет. И опять же примерно в это время Сатипи тоже спускалась по тропинке, потом вдруг обернулась - чтобы увидеть, как ее догоняет судьба. И на том же самом месте. Что же услышала Сатипи, что заставило ее вдруг обернуться? Шаги? Шаги… Но и сейчас Ренисенб слышала шаги - кто-то шел за ней по тропинке.

Сердце ее взметнулось от страха. Значит, это правда! Нофрет шла за ней вслед… Ее объял ужас, но шагов она не замедлила. И не бросилась вперед. Она должна преодолеть страх, ибо совесть ее чиста…

Она выпрямилась, собралась с духом и, не сбавляя шага, обернулась. И сразу ей стало легко. За ней шел Яхмос. Никакой не дух из Царства мертвых, а ее родной брат. Он, наверное, был чем-то занят в поминальном зале гробницы и вышел оттуда сразу следом за ней.

- О Яхмос, как хорошо, что это ты! - остановившись, радостно воскликнула она.

Он быстрым шагом приближался к ней. И только она решила поведать ему о своих глупых страхах, как слова замерли у нее на губах. Это был не тот Яхмос, которого она знала - мягкий и добрый. Глаза его горели, он то и дело облизывал пересохшие губы. Пальцы чуть вытянутых вперед рук скрючились как когти.

Он смотрел на нее, и взгляд его, можно было не сомневаться, был взглядом человека, который уже убивал и был готов на новое убийство. Его лицо дышало торжеством жестокости и зла. Яхмос! Убийцей был Яхмос! Под маской мягкого и доброго человека!

Она всегда была уверена, что брат любит ее. Но на этом искаженном нечеловеческой злобой, торжествующем лице не было и следа любви. Ренисенб вскрикнула - едва слышно, ни на что не надеясь. Наступила, почувствовала она, ее очередь умереть. Ибо мериться силой с Яхмосом было безрассудно. Здесь, где сорвалась со скалы Нофрет, где тропинка сужалась, предстояло и ей встретить свою смерть.

- Яхмос! - В этот последний зов она вложила всю нежность, которую всегда испытывала к старшему брату. Но напрасно. Яхмос лишь коротко рассмеялся - тихим злорадным смехом. И бросился вперед - пальцы-когти потянулись к ней, чтобы сомкнуться вокруг ее горла. Ренисенб припала к скале, выставив вперед руки в тщетной попытке оттолкнуть его. К ней приближалась сама смерть!

И вдруг послышался звук, слабый, похожий на звон натянутой струны… В воздухе что-то просвистело. Яхмос замер, покачнулся и с воплем рухнул ничком у ее ног. А она тупо смотрела, смотрела и не могла отвести глаз от оперенья стрелы.

II

- Яхмос… Яхмос… - ошеломленно повторяла Ренисенб, словно была не в силах поверить…

Она сидела у входа в грот, обитель Хори, и он все еще поддерживал ее. Она не помнила, как он вел ее наверх. Она только, как завороженная, с удивлением и ужасом повторяла имя брата.

- Да, Яхмос, - мягко подтвердил Хори. - Всякий раз это был Яхмос.

- Но как? Зачем? Почему он? Ведь его самого отравили. Он чуть не умер.

- Он знал, что делает. Знал, сколько выпить вина, чтобы не умереть. И отхлебнул ровно столько, сколько было нужно, а потом прикинулся отравленным. Только так, считал он, можно отвести от себя подозрение.

- Но не мог же он убить Ипи? Он был тогда еще так слаб, что не держался на ногах.

- Он притворялся слабым. Помнишь, Мерсу сказал, что как только яд выйдет, к нему тотчас вернутся силы? Вот так и случилось.

- Но зачем, Хори? Не могу понять, зачем?

Хори вздохнул.

- Помнишь, Ренисенб, однажды я говорил тебе о порче, которая возникает внутри?

- Помню. Я только сегодня думала об этом.

- Ты как-то сказала, что с приездом Нофрет в доме поселилось зло. Это было не совсем верно. Зло уже давно жило в сердцах членов вашей семьи. Но с появлением Нофрет оно вылезло из укромных уголков на свет. Ее присутствие вынудило его проявить себя. Кайт из нежной матери обратилась в безжалостную волчицу, алчущую преимуществ для себя и своих детей. Веселый, обаятельный Себек предстал хвастливым, распутным и слабовольным. Ипи, которого считали всего лишь избалованным красивым ребенком, оказался интриганом и себялюбцем. Хенет уже не могла скрыть за своей притворной преданностью лютой злобы. Властная Сатипи показала себя трусливой. Имхотеп превратился в суетливого тщеславного деспота.

- Знаю, - Ренисенб закрыла лицо руками, - можешь мне не объяснять. Я сама мало-помалу это поняла… Но почему, почему этому суждено было случиться? Почему эта порча, как ты говоришь, должна была проявить себя?