Кто-нибудь другой на его месте использовал бы исключительный свой дар для заработка — подался бы в странствующие чудотворцы либо шарлатаны, но пану Антонию, довольно было людского почета и восхищения. Единственно, что он себе позволял, так это бескорыстные «эксперименты» в кругу коллег или хороших знакомых, повергающие зрителей в оторопь. Без всяких признаков боли держал, например, на голой ладони минут по пятнадцать и дольше пылающие угли, а когда бросал их снова в огонь, на руке не оставалось ни следа ожогов.
Не меньший восторг вызывало его умение передавать свою огнестойкость другим. Стоило ему подержать человека за руку, как тот на какое-то время становился нечувствительным к огню. Группа местных врачей заинтересовалась им и предложила дать несколько «сеансов» за солидную плату. Чарноцкий возмущенно отверг предложение и после этого долго не показывал свои опыты даже в узком кругу.
Рассказывали о нем и другие прелюбопытнейшие истории. Пожарные из тех, что служили под его Началом уже немало лет, заверяли всеми святыми, что Огнестойкий на пожарах двоится и троится: не раз, мол, замечали его среди бушующего пожара одновременно в двух-трех самых опасных местах. Кшиштоф Случ, хорунжий дружины, клялся и божился, что однажды, когда пожар уже шел на убыль, своими глазами видел в глубине уцелевшего эркера три фигуры пана Антония, похожие между собой как близнецы, — они слились в одну, и пан Чарноцкий сошел себе как ни в чем не бывало по лестнице.
Сколько в этих пересудах было правды, а сколько фантастических домыслов — как знать. Одно несомненно — Чарноцкий был человеком необыкновенным и как бы созданным для борьбы со зловредной стихией.
Он и сражался с нею — все ожесточенней, сознавая свою силу, совершенствуя из, года в год методы защиты, возводя все новые преграды на пути всепожирающего огня.
Со временем эта борьба сделалась для Чарноцкого смыслом жизни; дня не проходило, чтобы он не изобрел еще один надежный способ пожарной профилактики. Вот и сегодня, этим жарким июльским полднем, он просматривал последние записи, сортировал материал, накопленный для будущей книги о пожарах и противопожарных мерах. А задумал Чарноцкий обширное двухтомное собрание, плод многолетних исследований.
Попыхивая ароматной кубинской сигарой, Чарноцкий размышлял над общим планом книги, очередностью глав…
Докурив сигару, он загасил ее в пепельнице и с довольной улыбкой встал с дивана.
— Неплохо! — похвалил он себя, удовлетворенный прикидками. — Все вроде бы в порядке.
И, переодевшись, отправился в любимое свое кафе на шахматную партию…
Прошло несколько лет. Деятельность Антония Чарноцкого набирала вес и размах. О нем говорили не только в Ракшаве. Об Огнестойком заговорили далеко за пределами родного города. Люди наезжали из дальних сторон, чтобы повидать его и воздать должное. Его книга о пожарах получила широкий резонанс, и не только среди пожарных; за короткое время вышло несколько переизданий.
Но не так уж гладко все шло. Неуемный начальник стражи, лично принимая участие в операциях, уже не раз пострадал на пожарах..
Когда полыхали дровяные склады в Вителувке, неожиданно рухнула горящая балка и ему серьезно повредило правую ключицу; при двух других вызовах обвалился потолок, ранив его в ногу и плечо; а последним рождественским постом он чуть было не потерял правую руку: тяжелый крепежный брус из железа упал с самой верхотуры и задел его концом — еще миллиметр-другой, и кость раздробило бы начисто…
Молодчина Чарноцкий относился к своим злоключениям на редкость хладнокровно.
— Насчет огня спасовали, вот и швыряются балками, — говаривал он с пренебрежительной усмешкой.
Но пожарные в последнее время следили за каждым его шагом и не позволяли слишком глубоко нырять в огонь, особенно в местах, грозящих обвалом. И все же опасность подстерегала его с удивительным постоянством, причем там, где ее менее всего можно было ожидать. Казалось, разрушительные силы притягиваются самим присутствием Чарноцкого: рядом с ним ни с того ни с сего падали едва тронутые огнем бревна, валились не охваченные еще пламенем потолочные настилы, сыпались обломки величиной с пушечные ядра, иногда же на то место, где стоял Чарноцкий, вдруг обрушивались увесистые каменные глыбы.
А пан Антоний знай себе ухмылялся в усы, невозмутимо попыхивая сигарой. Зато его товарищи озабоченно хмурились и опасливо отходили подальше. До них наконец дошло, что соседство с ним небезопасно.
Случалось и еще кое-что в таком роде, но уже в самом жилище их начальника, а потому никто об этом не знал.