Месть Осени

С третьей попытки я вспомнила, какой сегодня день. Суббота. Выходной для нормальных людей и рабочий – для тех, кто живет по ненормированному графику. По субботам на кладбище проходили особенно пышные похороны, и в первой половине дня я старалась там не показываться. Даже с моими нервами сложно было выдержать близость рыдающих, разбитых, черных от горя людей.

Я выглянула из окна и увидела процессию с белыми венками. Издалека гроб показался меньше обычного. Видимо, хоронили ребенка.

Я отвернулась.

Кофе. Мне нужен кофе. И телефон. Изо всех сил стараясь игнорировать тот факт, что вместо головы на плечах у меня раскаленный чугунный шар, я почти вслепую нашарила на столе мобильник. Пять пропущенных, три аудиосообщения. Зачем их только изобрели?.. Прекрасно же обходились текстом.

Поняв, что на кофе из кофемашины меня не хватит, я достала с деревянной полки банку растворимого и нажала кнопку чайника.

Пропущенные звонки были от заказчика вчерашней рекламы. Первое аудиосообщение от него же: «Вера, не смог вам дозвониться. Срочно меняем визуал. Реклама не работает, ни одного заказа. Мы что-то сделали не так. Перезвоните».

Я сполоснула чашку и сыпанула кофе прямо из банки. Обожаю таких клиентов: заказов нет – значит, реклама не работает. Хуже только: «Заказов нет в первый час, переделывайте срочно». Я включила «запись» и поняла, что не могу выдавить из себя ни слова. Боль в голове усилилась до уровня «пристрелите меня».

«Я вам перезвоню», – напечатала я.

Следующее аудиосообщение было от Лёши: «Привет, котенок. Как дела? Чем занята вечером?»

Он не мог это словами написать?

Чайник щелкнул, и я, стараясь не пролить кипяток на себя, залила кофейную крошку, прикидывающуюся зернами. Того кофе в ней… Я включила последнее сообщение.

«Вера, мне сегодня понадобится твоя помощь. В половину десятого хоронят дочь одного… важного, в общем, человека. Едет его жена, а она вообще, говорят, невменяемая. Как бы не пришлось от гроба оттаскивать. Помилуй Господи ее душу. В общем, будь наготове, дочка».

Дочкой Лексеич называл меня, когда нервничал. М-да. Мы вообще-то не на такую работу договаривались, когда я договор подписывала. Я вздохнула. Ненавижу похоронные процессии. И вдвойне – процессии с рыдающими матерями.

Я сделала глоток темно-коричневой жижи. Гадость!

Что-то раньше у меня не было мигреней. Я сдавила виски, но получилось только хуже. Где-то был аспирин. Кажется, в аптечке. А аптечка у меня в…

Кто-то стукнул в дверь.

– Вера! – звучным голосом, каким читал проповеди, позвал Лексеич. Только ему удавалось произносить мое имя с каким-то странным акцентом, и вместо «Вера» выходило почти что «Вэра». – Ты готова?

Я была готова разве что к гильотине, но ему об этом знать необязательно.

– Через десять минут, – протянула я слабым голосом.

– Жду! Тут все уже приехали. Гроб несут.

Я бросила взгляд из окна на мерно покачивающуюся блестящую белую крышку.

Ненавижу субботы.

* * *

– Да упокоит Господь ее душу и примет в свои любящие и всепрощающие объятия, – монотонно тек над могилами звучный голос Лексеича.

– Девочка моя, за что так с тобой?! – голосила высокая брюнетка в черном брючном костюме, стоя так близко к краю вырытой ямы, что вот-вот должна была туда свалиться.

Я стояла дальше всех от могилы и почти каждую минуту смотрела на часы. Упаковка обезболивающего обещала эффект через пятнадцать минут. Прошло уже тридцать пять, а голова по-прежнему напоминала чан с раскаленной лавой. Надо было пить сразу две таблетки.

– Девочка моя! За что?!

Тонкий голос вкручивался в мозг каленой проволокой. Вот именно: за что?

Я еле сдерживалась, чтобы не облокотиться на гранитный памятник, у которого стояла. Успеть перехватить женщину, вздумай она броситься на гроб, все равно было почти нереально.

– Вот, возьмите, – донесся до меня знакомый мягкий голос.

Я привстала на цыпочки. Так и есть – мужчина в черном плаще склонился над безутешной матерью и что-то ей протягивал. Вот ведь!

Надо сказать Лексеичу. Что бы ни затеял чернушник, ничего хорошего из этого не выйдет. Я принялась осторожно пробираться сквозь толпу.

– Ей должно было исполниться десять!

– Она в лучшем мире, – утешительно возразил он.

Я тебе покажу «в лучшем мире». Наверняка пришел что-то бросить в могилу. Или в гроб. Даже я знала байку о том, что если положить в гроб вещь или фотографию живого человека, тому не поздоровится.

Я протиснулась в первый ряд и встала так, чтобы видеть чернушника. Будто почувствовав мой взгляд, он обернулся, приподнял одну бровь и едва заметно мне кивнул.

Это он так здоровается?