Месть палача

Как завидовал ему Никифор! Как мечтал со временем собрать для вступления в корпорацию нотариев-адвокатов тридцать номисм[34] и стать уважаемым в городе тавуллярием. А пока… А пока он только входит в корпорацию на правах писца тавуллярия, и, как младший член корпорации, не имеет даже права голосовать. Его удел трудиться от зари до зари, мерзнуть в холод, обливаться потом в духоту и зной и не иметь времени поднять голову, или почесать за ухом.

Многому уже научился Никифор у невыносимо противного тавуллярия. Мог бы и сам уже заняться составлением различных документов возле Особого Суда, что на ипподроме. А доходнее – возле Суда Моряков, который находился у бассейна и назывался в народе «суд фиалы»[35]. А к Суду Эпарха лучше не соваться. Могут избить и стражники и те, кому места у этого суда перешли по наследству. Он будет пользоваться спросом. Ведь византийцы так любят решать свои проблемы в судах. А у Никифора даже же есть купленные и тщательно припрятанные от хозяина сборники законов – и «Прохирон» и «Василик». И знания многих дел и документов уже имеются.

Хозяин не страшит Никифора. Многое знает о тавуллярии тайного и нелестного его писец. За такое могут и из корпорации выгнать. Взять хотя бы то, что хозяин вместо одного предписанного писца держит троих. А еще выправляет документы без ведома клиента. За это можно и головы лишиться. А еще… И еще…

Вот только страшно как-то броситься в бурю столичной жизни. Одному, без особых денег, друзей и главное – покровителя. Нужно еще подождать. Еще потерпеть. Ведь есть Бог на небе, а счастливый случай на земле.

О последнем с особым усердием молился Никифор, и Господь его услышал.

Как-то и не угадывался ни сразу, ни по истечению долгого времени случай в лице низенького, худенького и вежливого клиента даже в жару носящего гиматион[36] поверх шерстяного хитона зеленого цвета. Сам гиматион некогда был белого цвета. На нем с помощью многочисленных оттенков были выписаны складки. Но со временем эта визуальная хитрость не очеркивала достоинства одежды гордых предков, а придавала ему вид неряшливый и даже убогий. Да и сам владелец скромной одежды выглядел несколько убогим, к которому можно было бы отнестись как к уличной собаке. Пнул ногой и пошел дальше. Все было как всегда – наведывался клиент к хозяину, долго не беседовал, быстро уходил.

Какого же было удивление Никифора, когда в тот памятный день этот убогий клиент оскалился так, что самоуверенный и наглый тавуллярий покрылся потом и забился в угол, с ужасом созерцая бумажный свиток, которым разгневанный посетитель размахивал перед его лицом.

– Ты меня уверял, что это дело прибыльное! При малых вложениях огромная выгода! Договор составлен по всем правилам, с соблюдением всех этих хитрющих законов… Ты сам поставил рядом с моим свой знак на этом документе. И что же? Да я тебя, свиное вымя в Нумерах сгною! Нет! Для тебя тюрьмы мало. Я тебя скормлю тюремным собакам. По куску мяса буду от тебя отрезать и бросать своим псам. А ты будешь на это смотреть, – тихо шипел клиент, и от того шипения закипал мозг.

– Все исправлю. Все улажу. Детьми клянусь. Господом клянусь, – заикаясь, бормотал тавуллярий, все больше заливаясь потом.

– Как ты это себе представляешь? В суд понесешь этот договор? На посмешище меня выставишь? Разоришь меня и брата? Ты знаешь, сколько у меня врагов, и как они будут рады увидеть меня нищим? О чем думала твоя голова и печень. А ты знаешь, как собаки любят человеческую печень?

Тавуллярий горько зарыдал:

– Я все исправлю… Я обо всем договорюсь. Этот документ не признают законным, и тебе не придется нести убытки…

– Ты в это веришь? Ты это сможешь? Думай! Через час я вернусь… И тогда…

Убогий клиент бросил в лицо тавуллярия злополучный документ, и, хлопнув гиматионом, покинул приемную залу.

Не видя сидящего в углу изумленного Никифора, хозяин еще долго ползал на коленах и гладил каменный пол, но к документу так и не прикоснулся. К назначенному времени тавуллярий произнес все известные ему молитвы и выпил большой кувшин вина.

Увидав маслянистую рожу изрядно охмелевшего хозяина нотариальной лавки, убогий клиент только усмехнулся:

– Мне сразу же нужно было сообразить. Ты ничего не придумаешь по этому делу. Послезавтра будет суд, а через три дня надо мной будет потешаться весь Константинополь. И не только надо мной. Над моим братом! Над всей моей семьей! И все потому, что я доверился тебе – дьяволу в человеческом обличии. Даже твоя смерть не облегчит мою участь. Но облегчит мое сердце.

По громкому хлопку клиента в приемную залу ворвались четверо крепких мужчин и тут же принялись вязать хозяина нотариальной лавки.

Тавуллярий громко хрипел и пытался сопротивляться. Но все его попытки были тщетны.

– А где этот проклятый документ? – вспомнив, огляделся странный клиент.

– У меня, – из-за платяного шкафа выглянул Никифор, и смело ступил несколько шагов. – Простите меня за дерзость… Я прочел этот документ…

Лицо низенького, худенького и убогого гостя, от которого веяло теперь смертью, перекосило:

– И этого вяжите.