Месть по древним понятиям

Растерянные и хмурые «братцы», явно подавленные впечатлениями, стояли тут же, ожидая дальнейших указаний.

— Гуляем, мужики! — повторил повеселевший Раскатов. — Амба! Наше дело сделано. Теперь — отдыхаем. Наливай, Стригун! Не стесняйся! Наливай, закусывай! Мы — революционная власть. Здесь все — наше.

Осушив стакан-другой, вслед за своим вожаком расслабились и остальные каратели. События в лесу, еще совсем недавно казавшиеся страшными и трагичными, теперь представлялись им чем-то вроде забавного приключения.

— А этот, бородатый-то, видел? — оживленно говорил Колосов уже совсем пьяному Воронину, сидевшему рядом с ним за столом. — Как у него рожу-то перекосило, когда я первый раз стрельнул! Не иначе, в штаны наложил, морда поповская.

— Хе-хе… — осовело пялясь в пространство, посмеивался Воронин. — С какой бородой? Они там все с бородой. Хе-хе-хе…

И только Стригун, сидевший отдельно от всех на самом краю длинного стола, не участвовал в празднике. Опрокидывая стакан за стаканом и почти не закусывая, он смотрел прямо перед собой и вместо темных бутылей и тарелок ему мерещились лежащие друг на друге тела и дергающиеся в последней судороге руки и ноги.

Между тем захмелевший Раскатов окончательно позабыл все плохое, теперь он был очень доволен собой. Казнь «контрреволюционных элементов» представлялась ему поступком, вполне заслуживающим поощрения. Он решил, не откладывая дела в долгий ящик, начать писать доклад партийному руководству.

— А ну-ка, помогай мне, Колпаков, — весело говорил он клевавшему носом в тарелку товарищу. — Как оно будет у нас называться, сборище это поповское? Шайка? Малина?

— Банда, — тяжело бухнул Колпаков, пришедший в революционеры из уголовников.

— Точно! В самую точку попал. Тебе бы поэмы сочинять. Так и запишем. Банда, значит, попов, окопавшаяся в деревне Кащеевка, завлекала лживыми сказками… обманывала народ…

Отпивая из бутыли и закусывая, Раскатов не жалел красок, описывал старорежимных «кровопийц», окопавшихся в «контрреволюционном гнезде». Уверенный, что получит заслуженную похвалу, он не стеснялся в выражениях.

Наутро, окатив себя ведром холодной воды и опохмелившись, сел перечитывать доклад. Написанное ему понравилось.

— А что, очень даже ничего, — говорил он, пробегая взглядом по строчкам. — Резковато немного, но можно смягчить. Это всегда в наших руках. А можно и не смягчать. Может быть, наоборот, чем резче, тем лучше. Партии не нужна размазня. Партия ведет борьбу. Беспощадную и жестокую. Нет, не буду. Отправлю как есть. Не нужно здесь ничего смягчать. Все очень даже хорошо и понятно прописано: «Кровопийцы и провокаторы были расстреляны…»

Глава 13

«…были расстреляны в количестве двадцати двух человек взрослых и одиннадцати — воспитанного в ненависти к революционной власти поповского отродья, — читал Харитон. — Тела захоронены в лесу. Ценности, обнаруженные в церковных тайниках, реквизированы в пользу советской власти».

Дочитав отчет, диггер уже не сомневался, что найденные в лесном овраге останки принадлежат кащеевским монахам. Совпадало и количество, и состав расстрелянных. Именно одиннадцать маленьких черепов лежало в братской могиле.

«Но почему так хорошо сохранились кости? — недоумевал он. — Ведь сто лет прошло. Век. Да и место там влажное, овраг. Это что же выходит, я нетленные мощи обнаружил? Ай да Целительница! Вот почему она так упорно возвращалась на это место. Не просто останки. Святые. Братская могила новомучеников. О ней хотела поведать миру икона. Что ж, постараемся довести дело до конца. Если нужно, чтобы о расстрелянных монахах узнали люди, пускай узнают».

Харитон попросил у сотрудников архива листок бумаги и тут же, за столом, начал делать набросок будущей статьи. Параллельно он продолжал просматривать документы и вскоре подметил интересную особенность.

Во многих докладах говорилось об обысках и «изъятиях» в пользу революционной власти денег и ценностей. В некоторых упоминалось о показательных расстрелах провокаторов и «кулаков». Но практически ни в одном не встречалось сообщений о массовых акциях, подобных той, что совершил Раскатов. И уж тем более не встречалось упоминаний о расстрелах детей.

Выходило, что руководитель партийной ячейки в селе Овражном был своеобразным передовиком. Флагманом, на который стали потом равняться.

Безжалостное убийство, совершенное им задолго до того, как красный террор вошел в полную силу, явилось неким «звоночком», подсказкой, чего следует ждать. И настоятель маленькой заштатной обители правильно понял эту подсказку. Его стараниями могилы усопших были спасены от надругательства, а вот уберечь живых оказалось сложнее.

Листая документы, красноречиво иллюстрирующие деятельность ячейки в селе Овражном, Харитон вскоре обнаружил свидетельство того, что руководитель ее очень быстро получил заслуженное воздаяние.

В одном из сообщений говорилось о том, что, совершая очередной рейд в деревню Кащеевку, «верный товарищ» и «пламенный революционер» Раскатов был «подло из-за угла» убит неизвестными провокаторами «с помощью выстрела из ружья».