Николас ожидал, что Жаклин обрадуется и хоть как-то покажет это, но он ошибся. Ну что же, сам виноват. Она знает, что его планы в отношении ее отнюдь не благородны.
— Ну, и что будет потом? — равнодушно спросила Жаклин.
«Интересно, — размышлял Николас, — что же все-таки произошло с ней за те последние десять лет, которые она провела в монастыре? Что научило ее так умело прятать свои чувства и принимать вещи такими, какие они есть?»
— Потом? — откликнулся он. — Потом, моя милочка, ты приготовишь мне обед. Что-нибудь вкусное — я очень голоден.
— А разве у тебя нет повара?
— Выгляни в окно, Жаклин. Видишь, на моей охотничьей хижине и крыша-то еле держится. Ни о каких слугах и речи нет. Тебе придется проявить изобретательность, чтобы хоть что-то приготовить. Стряпне Тавви я, пожалуй, даже яд предпочту. От одного запаха можно сдохнуть, хотя твой обед может помочь этому не хуже.
Пока Тавернер привязывал усталых лошадей к покосившемуся крыльцу, Жаклин смотрела в окно на заброшенную хижину. Если она и почувствовала разочарование, то сумела скрыть его.
— Ну, и из чего же я буду готовить? — резко спросила она, и Николас с облегчением понял, что она их все-таки накормит.
— У нас с собой кое-что есть. Сахар там, мука, кофе, бренди… Тавви, может быть, разыщет что-нибудь еще. Я полагаюсь на тебя — вы, французы, очень изобретательны.
— Это верно, — ответила Жаклин и так внимательно посмотрела на него, что ему стало не по себе.
Николас выпрыгнул из кареты и облегченно вздохнул. Воздух был влажным и холодным — пар изо рта виден.
Он повернулся к Жаклин. Она стояла в дверях кареты и смотрела мимо него на полуразрушенный дом; руки ее все еще были связаны.
— Я так и думала, что ты живешь в подобной развалюхе, — резко сказала она.
Вопреки его ожиданиям, выходя из кареты, она не споткнулась, и ему не пришлось помогать ей. Ладно, он и так может делать с ней все, что захочет. Но он предпочитает подождать. Продлить удовольствие.
Охотничий дом некогда принадлежал его отцу — последнее напоминание о пущенном по ветру наследстве. Никто из Блэкторнов, кроме Николаса, не любил Шотландию. На какое-то мгновение ему стало по-настоящему грустно, что этот дорогой ему дом находится в столь плачевном состоянии, но он тут же отогнал от себя эту мысль. Тавви любую дыру сделает пригодной для житья.
Внутри все выглядело еще хуже. Крыша над холлом прохудилась, и на полу валялись ветки, листья и прочий мусор. Задняя часть дома пострадала от пожара; более или менее сохранились две комнаты, хотя состояние камина в одной из них внушало опасение. Тавви и Жаклин молча стояли по обе стороны от него.
— Работы невпроворот, — оживленно заявил Николас. — Но все по порядку. Тавви, раздобудь что-нибудь на обед — кролика там, перепела… Что-нибудь, чем можно живот набить. Там, подальше, какая-то ферма — может быть, разживешься молоком, яйцами и маслом. Описать тебе даже не могу, что Жаклин может из них сотворить!
— Я пошел, — кивнул Тавви. — Только карету разгружу. Куда принести ваши вещи?
Николас со вздохом оглядел продавленную кровать, засоренный камин.
— Неси сюда.
— А вещи Мамзель?
Николас усмехнулся:
— Сюда же.
Если эти слова и обеспокоили Жаклин, она никак этого не показала.
— Если ты развяжешь мне руки, то я поищу что-нибудь на кухне.
— Кухня на другой стороне дома и почти полностью разрушена. Тебе придется обойтись этим камином. Если дымоход не забит птичьими гнездами и всяким мусором.
— Очень хорошо, — спокойно произнесла она.
— А почему я должен развязать тебе руки? — поинтересовался Николас, когда Тавви вышел из комнаты.
— Потому что со связанными руками я не могу готовить, — в голосе Жаклин появились раздраженные нотки.
— Зато так ты мне нож в спину всадить не можешь, — заметил он.
— Как хочешь. — Она пожала плечами и покорно опустила руки.
Николас некоторое время в нерешительности смотрел на нее:
— Полагаю, что не стоит тратить время на то, чтобы просить тебя дать слово чести?
— Это зависит от того, о чем именно ты попросишь.
— Обещай не пытаться убить меня сегодня. Просьба, право же, пустяковая. Даже такой кровожадной особе, как ты, наверняка хочется как следует поесть и выспаться.
— А мне дадут возможность как следует выспаться? — спросила она, бросив многозначительный взгляд на единственную кровать.
— Конечно, — не колеблясь ответил Николас. — Еще как выспишься!
«Я так над тобой поработаю, что ты несколько дней спать будешь», — добавил он про себя.
Жаклин явно не поверила ему, но тем не менее кивнула:
— Хорошо. Обещаю.
— А почему я должен тебе верить?
— Потому что в отличие от тебя я человек чести. Если я даю слово, то держу его.
Как ни странно, Николас и в самом деле верил ей. Большинство знакомых ему женщин ни в грош не ставили такие понятия, как благородство и честность, но он уже понял, что Жаклин не имеет ничего общего с веселыми вдовушками и лихими девицами, с которыми он привык проводить время. Даже в пятнадцать лет она ни на кого не была похожа…
Николас развязал ее руки и сунул шейный платок в карман.
— Посмотри, что можно приготовить, — сказал он, — а я разожгу огонь.