Месть по-французски

Как никогда отчетливо Николас понимал, что ему нужна эта женщина. Жизнь впервые за много лет стала приобретать для него какой-то смысл. Он хотел жить, жить с Жаклин! Жениться на ней, иметь от нее детей, видеть, как она старится и на лице ее появляются морщины… Он хотел покоя и мира, которые может дать ему только жизнь с нею. Если не это, то тогда ему ничего не нужно.

Следующая деревня оказалась больше — в ней уже было два постоялых двора. Когда они где-то около полуночи подошли к ближайшему, Николас сначала не обратил внимания на стоявшую во дворе карету. Мягкий голос Эллен успел остановить его до того, как он потребовал свежих лошадей.

— По-моему, это та самая карета.

Николас резко обернулся, кровь застыла у него в жилах.

— Почему ты так думаешь?

— Я видела очень похожую в Ланте. Конечно, может быть, я ошибаюсь…

— Вряд ли, — сказал он. — Она и есть. Тони, мне нужна твоя помощь.

— Я в твоем распоряжении.

— Следи за тем, чтобы люди Мальвивра мне не помешали. Не знаю, приехал ли он с охраной или с ним только кучер.

— Ты намерен прямо сейчас освободить Жаклин? — спросила Эллен, соскальзывая с коня в объятия Тони.

— Да, конечно. А потом я разделаюсь с Мальвивром.

— Отлично! Надеюсь, что ты заставишь его страдать.

Николас не смог удержаться от улыбки.

— Это ты у Жаклин научилась? Пообщавшись с ней, все становятся кровожадными. Не беспокойся, кузина. Он будет страдать так, как и не снилось никому.

Найти Мальвивра оказалось нетрудно. На постоялом дворе была только одна отдельная комната, и им сообщили, что она уже занята высоким правительственным чиновником, который приехал с закутанной в плащ спутницей.

Хозяин не ожидал такого наплыва знатных гостей.

— Если месье спустится в пивную… — смущенно пробормотал он, потирая руки.

Но месье не намеревался это делать. Он отшвырнул трактирщика в объятия Тони и понесся, перепрыгивая через две ступени, наверх, на ходу вынимая из ножен шпагу.

Двое обитателей комнаты подняли на него глаза, когда он распахнул дверь. На какое-то мгновение Николас ослеп от ярости. Жаклин уютно расположилась на диване с полупустым стаканом кларета в руке. Напротив сидел мужчина, который увез ее.

Николас застыл на пороге: ему вдруг показалось, что он ошибся в ней. Но когда она повернулась к нему, он увидел в ее глазах такую радость и такое отчаяние, что почувствовал, как у него перевернулось сердце.

Мальвивр поднялся, отодвинув стол, и Николас постарался овладеть своими эмоциями: чрезмерная ненависть ослабила бы его. Мужчина, стоявший возле Жаклин, был опасен — только дурак мог этого не заметить. Он был почти так же высок, как Николас, но пошире его в плечах, с большими крестьянскими руками, которые вряд ли хорошо владели шпагой.

— Я бы на твоем месте не пил это вино, — прорычал Николас, выходя из дверного проема. — Она умело пользуется ядом — на мне потренировалась. Уверяю тебя, что это не самый лучший способ умереть. Гораздо приятнее погибнуть от моей шпаги.

Мальвивр взглянул на свой стакан, потом на Жаклин — и швырнул стакан в камин.

— Я не буду с тобой драться на шпагах, — заявил он. — Мне плевать на все эти ваши джентльменские штучки. Если хочешь получить ее, давай драться по-мужски.

Николас почувствовал, что кровь побежала быстрее по его жилам.

— И что это значит — драться по-мужски, месье?

— На ножах! — рявкнул Мальвивр.

— Нет! — вскрикнула Жаклин.

— Не очень-то твоя дама в тебя верит, — фыркнул Мальвивр. — Ладно, позволю себе быть великодушным. Уйди, оставь нас в покое — и я не арестую тебя.

Николас бросил шпагу.

— Ножи у тебя есть?

— Не надо, Николас, не надо! — прошептала Жаклин. — Он убьет тебя…

— Не думаю. — Он поймал нож, который бросил ему Мальвивр. — Тони?

— Я здесь, — донеслось от двери.

— Проследи, чтобы нам не помешали.

— Боишься проиграть, монсеньор? — поддразнил Мальвивр.

— Боюсь, что ты шельмуешь, Мальвивр.

Он снял камзол, внимательно наблюдая за своим противником. Мерзавец все предусмотрел. Обычно английский джентльмен не умеет драться на ножах. Но Николас к этому числу не относился.

Драка была ужасной — ни грации сражения на шпагах, ни искусства владения пистолетом. Даже сомнительной элегантности кулачного боя в ней не было. Кровавое, грязное, потное побоище. И, когда Николас наконец пригвоздил Мальвивра к стене, держа нож у его горла, из его щеки капала кровь, дыхание прерывалось, одна рука висела, как плеть.

— Назови мне хоть одну причину, почему я должен даровать тебе жизнь, — прохрипел он. — Только одну!

— Причина действительно только одна. Если ты этого не сделаешь, тебя будут преследовать, как собаку, и ты кончишь свою жизнь на гильотине — там, где и должны быть тебе подобные. А если ты не убьешь меня, то я гарантирую тебе свободу. Ты знаешь не хуже меня, что мирное соглашение с Англией трещит по швам. Так было с самого начала, и все понимали это, кроме глупых англичан. Ты никогда без моей помощи не выберешься из Франции.