Месть под расчет

Однако не так просто было отвлечь внимание Сент-Джеймса.

– Разве ты не рассталась с Джастином Бруком?

– Хелен, что ты думаешь о моей прическе?

– Так как насчет Брука, Сид?

Взглядом извинившись перед леди Хелен, Сидни вновь повернулась к брату. Внешнее сходство брата и сестры было поразительным: одинаковые черные вьющиеся волосы, одинаковые худощавые лица с орлиным профилем, одинаковые голубые глаза. Вот только зеркало было кривым. С одной стороны живое подвижное лицо, с другой – смиренная отстраненность. Они были как до и после, как прошлое и будущее, соединенные неразрывными узами крови.

И все-таки Сидни попыталась это опровергнуть.

– Не изображай наседку, Саймон.

***

Звон будильника разбудил Сент-Джеймса. Три часа ночи. Довольно долго – в полусне – он соображал, где находится, пока боль в шее не разбудила его окончательно. Поерзав в кресле, он медленно встал, с трудом управляясь с затекшим телом. Осторожно потянулся и подошел к окну, чтобы поглядеть на Чейн-Роу.

Лунные лучи посеребрили листья на деревьях, коснулись отреставрированных домов напротив, музея Карлейля, церкви на углу. В прошедшие несколько лет здесь случился настоящий ренессанс, перенесший все пространство на берегу реки из богемного прошлого в неведомое будущее. Сент-Джеймсу это было по душе.

Он вернулся в кресло. Рядом на столике стояла рюмка, в которой было немножко бренди. Сент-Джеймс выпил ее, выключил лампу и вышел из кабинета, держа путь по узкому коридору в направлении лестницы.

По ступенькам он шел медленно, волоча больную ногу и наваливаясь на перила. С раздражением покачал головой из-за своего нелепого кривляния по поводу возвращения Деборы.

Коттер уже несколько часов как вернулся из аэропорта, но его дочь задержалась всего на несколько минут и носа не показала из кухни. Сидя в своем кабинете, Сент-Джеймс слышал ее смех, голос ее отца, лай собаки. Ему было легко представить, как кот спрыгнул с подоконника, чтобы поздороваться с ней. Воссоединение семьи продолжалось около получаса. А потом вместо Деборы у него в кабинете появился Коттер и неловко сообщил, что Дебора уехала вместе с лордом Ашертоном. С Томасом Линли. Со старым другом Сент-Джеймса. Смущение Коттера из-за поведения дочери лишь усугубило и без того непростую ситуацию.

– Она сказала, что ненадолго, – пробормотал Коттер. – Сказала, что сразу вернется. Сказала, что…

Сент-Джеймс хотел остановить его, но не мог придумать предлог. В конце концов ему пришло в голову объявить, что уже поздно и пора спать. После этого Коттер оставил его в покое.

Понимая, что ему не заснуть, Сент-Джеймс остался в кабинете и взял в руки научный журнал. Шли часы, он ждал возвращения Деборы. Умом он понимал, что в их встрече нет никакого смысла. А сердце не желало ничего понимать и не давало покоя нервам.

Вот идиотизм, думал он и продолжал восхождение по лестнице. Более того, подчиняясь сердцу, которое противостояло уму, он направился не в свою спальню, а в Деборину – на последнем этаже. Дверь была открыта.

Спальня Деборы представляла собой маленькую комнатку с разнородной обстановкой. Старый дубовый шкаф на ненадежных ножках, но с любовью отреставрированный, стоял у стены. Под стать ему дубовый стол украшала белликская ваза с розовыми краями. Выцветший овальный коврик, связанный матерью Деборы ровно за десять месяцев до смерти, лежал на полу. У окна – узкая железная кровать, в которой Дебора спала еще ребенком.

Три года, пока Деборы не было, Сент-Джеймс не входил в эту комнату. Да и сейчас он сделал это с неохотой, но все же подошел к открытому окну, на котором ночной ветерок теребил белые занавески. Даже на такую высоту долетал легкий аромат цветов из сада.

Пока Сент-Джеймс наслаждался запахами ночи, серебристый автомобиль выехал из-за угла Чейн-Роу на Лордшип-плейс и остановился возле старых садовых ворот. Сент-Джеймс узнал «Бентли» и мужчину за рулем, который повернулся к молодой женщине, сидевшей рядом, и обнял ее.

Луна, освещавшая улицу, осветила и автомобиль, и Сент-Джеймс, не в силах пошевелиться и отойти от окна, даже если бы хотел – а он не хотел, – смотрел, как светловолосый Линли наклоняется к Деборе. Она подняла руки, провела ими по его волосам, потом по его лицу и притянула голову Линли к своей шее, к своей груди.

Сент-Джеймс заставил себя перевести взгляд на сад. Гиацинт, живокость, бурачок, мысленно произносил он. Нужно что-то делать с южноафриканскими лилиями. Пора привести сад в порядок. Надо заняться им. Нет, смешно думать, что сад излечит его от сердечной боли.

Дебору он знал с самого ее рождения. Она выросла членом небольшой семьи в Челси, будучи дочерью полуняньки, полуслуги, полунаперсника, полудруга Сент-Джеймса. В самые тяжелые времена она была постоянно рядом с ним, и ее присутствие не раз спасало его от отчаяния. А теперь…

Она сделала свой выбор, думал он и пытался убедить себя, что ему это безразлично, что он в состоянии это принять, что, потеряв ее, он может жить как ни в чем не бывало дальше.