Месть предателя

– Юра, объясни мне, пожалуйста, что изменится, если мы будем знать, в какой руке Котов держал пистолет.

– Котов, как указано в его деле, в особых приметах, от рождения был левшой. Но с детства, чтобы не отличаться от других, пытался все делать правой рукой. Все! Понимаешь? Держать ложку, пользоваться зубной щеткой, писать, резать хлеб, забивать гвозди и так далее и тому подобное…

– А стрелял он какой рукой?

– С обеих. И притом с обеих одинаково хорошо. Хотя с левой все-таки лучше.

– Тогда какая нам, к черту, разница, в какой руке трупа был пистолет?

– Есть. Пистолет, из которого Котов предположительно – я подчеркиваю это слово – застрелился, был один, и он найден.

– Ну и?..

– Я думаю, что в предсмертную минуту, когда он уже решился на самоубийство, условные рефлексы, вырабатываемые в течение жизни, уступили место безусловному рефлексу. То есть последний выстрел Котов сделал бы именно левой рукой.

Райский почесал затылок.

– Я объяснил доступно? – спросил Юрий.

– Вполне. Мне теперь и самому интересно узнать, в какой руке Котова был найден пистолет, – ответил Вадим.

– Когда узнаешь, сообщи, – попросил Юрий Петрович.

– Хорошо. А теперь перейдем ко второму вопросу нашей повестки дня, – многозначительно сказал Райский, достал свою замечательную курительную трубку, набил ее душистым табаком и стал раскуривать.

– Что еще у тебя?

– Теперь поговорим о деньгах.

– О каких деньгах? Снова о гонораре?

– Об этом мы с тобой говорили, – поморщился Райский. – Я имею в виду доллары.

– Господи, какие еще доллары?!

– Зеленые такие. Американские. Два десятка купюр. По стольнику каждая. С отпечатками пальцев Невежина Федора Евгеньевича, тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года рождения, уроженца города Москвы…

– Стоп! Понял, – остановил Гордеев Райского. – Извини. Но это ведь лишь малая часть гонорара за выполненный заказ?

– Так мне рассказывать или нет? – с наигранным удивлением спросил Вадим Андреевич.

– Рассказывай, рассказывай. Что удалось узнать?

– Я не знаю, где Котов держал свои капиталы, но переписал серийные номера тех купюр, что имелись в деле, и попытался проследить их продвижение от печатного станка до карманов Котова, из которых их и изъяли, а потом приложили к делу Невежина.

– Получилось?

– В общем-то да. Если бы эти купюры были старого образца, то ничего бы у нас не вышло. Но доллары, которые фигурируют в нашем деле, были новые. Ты же, Юра, знаешь, сколько сейчас в мире гуляет фальшивых баксов?

Гордеев утвердительно кивнул.

– Где их только не подделывают. И в Иране, где это происходит на государственном уровне, и в Италии, и в Польше, и так далее. Делают их и у нас в России. Недавно, например, накрыли банду фальшивомонетчиков в Дагестане. Качество подделок оказалось очень высоким… Ну вот американцы и решили, что хватит, пора, мол, усилить защиту своих денег. Разработали новые образцы и теперь постепенно вводят их в обращение. Примерно в год-полтора по одной купюре. И начали они со стольников, теперь есть уже и полтинники, а скоро появятся двадцатки и так далее… Вплоть до одного доллара. Сотенные купюры американцы отпечатали в девяносто шестом году и разослали их для обмена по всему миру. В нашу страну они поступали по межбанковскому обмену, то есть через Центробанк. И далее – по всей стране. А как новые купюры пакуют? В пачки! А в пачках как они, новые купюры, лежат? Одна к другой! То есть все одной серии, но каждая со своим индивидуальным номером. И номера новых купюр в каждой пачке идут как и обычные лотерейные билеты, то есть один за другим. В подбор! – Райский взял паузу. Подержал ее и продолжил улыбаясь: – Ты успеваешь за ходом моих мыслей?

Гордеев кивнул.

– Так вот, все купюры, на которых есть отпечатки пальцев Невежина, из одной партии и даже, скажу больше, из одной пачки или как максимум из двух соседних. Номера четырнадцати купюр из пятнадцати идут в подбор. На остальных шести восьмизначные серийные номера отличаются только двумя последними цифрами. Все это является наглядным подтверждением моих слов.

Гордеев молча смотрел на Райского. Он не хотел перебивать Вадима, чувствуя, что тот провел большую работу и главное будет еще впереди.