Месть принцессы

В алом песке ристалища дрожит короткая арбалетная стрела. Не увернись я… М-да. Я прослеживаю взглядом ее траекторию. Там кого-то сильно бьют… Отлично. Авось до смерти не убьют, а если что…

— Алекс!

Ко мне бегут Томми и Рене. Я быстро даю Томми ценные указания — и он тут же исчезает с арены. Рене же хватает меня за плечи и принимается оглядывать:

— Живой?!

— Не дождетесь…

Виконт Моринар облегченно выдыхает и хлопает меня по плечу. По тому же самому, которое мне Пфальт отбил… зар-раза!

— Живой…

Я выдергиваю стрелу из песка и направляюсь с ней к дядюшке. Дорогу мне преграждает Андрэ.

— Алекс, ты…

Недолго думая, я крепко обнимаю братца.

— Андрэ, спасибо за поздравления. Мне очень приятно. Это так благородно с твоей стороны — уметь проигрывать!

Похоже, мой братец в родстве с рыбками. Вон как жабрами хлопает. Подойдя к дядюшкиной ложе, я оглядываюсь. Нет, не влезть. Можно бы, но к чему демонстрировать ловкость?

— Дядюшка, а что это за гадость тут летает?

И помахать стрелой.

Дядя оказывается на высоте.

— Победителем турнира объявляется мой любимый племянник, Александр Леонард Раденор!

Трибуны взревели, и прошло не меньше пяти минут, прежде чем речь продолжилась:

— Поскольку на победителя турнира было совершено коварное покушение, торжество по случаю победы будет отложено до выяснения обстоятельств!

Придворные заворчали, но тявкнуть не посмели. Я усмехаюсь. Ну да, да ну? Отложено, потом забыто, а там… либо меня угробят, либо в следующий раз Андрэ подсудят…

Я раскланиваюсь на все четыре стороны и удаляюсь с ристалища. Вымыться, переодеться…

Не дали. Подбежавший слуга передает королевский приказ — немедленно явиться к дядюшке в кабинет. Ну что за сволочи? Не был бы я полудемоном — ей-ей, озверел бы от такой жизни!

* * *

Собрание состоялось в королевском кабинете. Я, король с королевой, принц с принцессой и папенька королевы. Первым слово берет Рудольф:

— Алекс, полагаю, в тебя стрелял кто-то недовольный твоим пренебрежением рыцарскими традициями.

Ну да. Это же так по-рыцарски! Вот сестру к палачам — это оно, а в племянника выстрелить — не?.. Не верю!

— А убийцу не поймали?

— Нет. Не успели. — Это уже Шартрез. А морда такая трагичная… страдалец ты наш! За чужую казну!

— Народ просто разорвал его на кусочки.

— Очень, очень жаль.

Интересный убийца, а? Убить — и сразу умереть? Это что-то новенькое, обычно они удрать стараются.

— Тем не менее праздник придется отложить. Да и победа у тебя, Алекс…

— Дядюшка, в рыцарском кодексе ничего не сказано ни про одежду, ни про методы ведения боя.

— Все равно это было нечестно. — Андрэ все еще переживает.

Я смотрю на него с интересом. Как на мокрицу.

— Кузен, ты тяжелее меня, лучше выучен, старше по возрасту и совершенно здоров. Мои преимущества — ловкость и гибкость, ими я и пользовался. Что в этом бесчестного? Ты же не испытывал угрызений совести, решаясь сразиться со мной? Хотя и знаешь, что один удар копья может оказаться для меня последним.

Андрэ скисает. При такой расстановке акцентов он выглядит той еще сволочью. Я ему еще улыбаюсь — пусть позлится. Руфина хлопает глазками:

— Ах, Алекс, глядя на вас, и не скажешь, что вы так тяжело больны.

Я и ей показываю все зубы:

— Так люди вообще твари сложные, загадочные… от слова «гады».

Последних три слова уже про себя, чтобы никто не слышал. Перебьются.

— Полагаю, нам надо начать расследование, — а это Шартрез. — Сегодня же, по горячим следам.

— Завтра с утра отчитаешься! — рявкает Рудольф и выставляет нас всех из кабинета. Я и пошел в свои покои. А там меня ждет Томми.

— Достал?

— А то ж! Убийцу всем миром запинали, но — вот!

На ладони друга лежит лоскут, обильно пропитанный кровью. А что мне еще нужно для вызова духа?

Ночь и пентаграмма.

* * *

Заклинаний я никаких не произношу, крови не проливаю, давно работаю на чистой силе. Пентаграмма, пять свечек по углам — можно самых простых, бред все это насчет черных. Если кого серьезнее призывать — там да, надо. А на такую мелочь, как призрак, и тратиться жалко.

И я вбрасываю свою силу в рисунок.

Бледно-голубым светятся линии, бледно-голубые язычки пламени вспыхивают на кончиках свечей — и я вливаю силу еще больше. Я не знаю ни имени, ни прозвища — я ничего не знаю, у меня есть только кровь и сила, но этого хватает. Не проходит и пяти минут, как над окровавленной тряпкой повисает призрак. Сначала бледный, хрупкий, он уплотняется с каждой минутой, становится все ярче и сильнее… и вот на меня уже смотрит пожилой мужчина лет пятидесяти.

— Назови свое имя, дух.

— Райнер Велимо. — Голос шелестит осенними листьями.

— Ты сегодня стрелял в меня на ристалище?

— Да, ваше высочество.

— Почему?

— Мне было заплачено.

— Кем?

Вот тут дух замирает. Я ожидал этого чуть раньше, но сила не пропадает, я вливаю ее в пентаграмму от всей души. Линии вспыхивают ярче, призрака корежит от боли — и наконец он начинает рассказывать.

Все очень просто. Райнер — купец, из мелких и не особенно удачливых. К тому же болен — и смертельно, жить ему осталось не больше трех месяцев.

А вчера к нему в дом явился человек и сделал предложение, от которого мужчина не смог отказаться.