Месть прошлого

Наверное, он сам себя обманул, стараясь для отвода глаз проводить как можно больше времени с малышкой. И вот, когда он почти достиг прежней силы и был готов осуществить задуманное, ему уже этого не хотелось. Появлялись странные для оборотня с его прошлым мысли. Как будет жить его маленькая госпожа в созданной им реальности? А если он проиграет, то где окажется? Кто позаботится о Лоэзии в этом царстве хладнокровных? А если он победит, то что делать с её родителями? Мариш считал, что Триий как отец был полным неудачником, а матери девочки – сарене Елалии – можно было сказать спасибо только за то, что она выносила и родила своего прекрасного ребёнка. Но Лоэзия их любила, по-детски наивно молилась об их здоровье и просила богов, чтобы мама и папа больше улыбались. Но они не улыбались, и Мариш ловил себя на том, что сам пытается улыбаться. Выходило неважно. И тем не менее она любила своих родителей и, кажется, его.

Простит ли она их смерть?

Мариш бы убил их. С удовольствием. Он не чувствовал в сердце хоть какой-то жалости к чете Бодый. Был бы рад, если бы с ними случился несчастный случай, а порой и сам задумывался его подстроить. Но не воплощал задуманное в жизнь. Лоэзия бы не узнала, как и уже о многом не знает, но Маришу хотелось быть чистым перед ней хотя бы в этом.

– Они завидуют, госпожа, – оборотень погладил девочку по голове. – Каждый слуга мечтает занять моё место, а подруги вашей мамы хотели бы иметь такого способного дворецкого, как я. Я не плохой.

– Вот и я им так же говорю! – просияла девочка, но улыбка мгновенно исчезла с её лица, когда за дверью раздался решительный стук каблуков.

Она быстро села на стул и стиснула в пальчиках перо. Дверь распахнулась, и внутрь вплыла сарена Елалия. Мариш встретил высокородную госпожу малоприветливым взглядом. Очень красивая, но высокомерная и показательно приличная сарена его раздражала. Эти её высокие строгие причёски, в которых прекрасные серебристые волосы превращались в седые, недовольно сморщенное лицо и дорогие, но совершенно ханжеские наряды. В те времена, когда он ещё не промышлял разбоем, Мариш часто встречал таких женщин. Не имеющие никакого занятия и лишённые внимания своих мужей, они находили удовольствие в собственной добродетели. Лучше бы уж любовников заводили.

– Ты закончила? – строго вопросила госпожа Елалия и шагнула было к дочери, но споткнулась, столкнувшись с тяжёлым взглядом дворецкого.

Мариш видел, как испуганно расширились её зрачки, почувствовал изменившийся запах через густое облако духов, но сарена предпочла скрыть страх за недовольно поджатыми губами.

– Она ещё не закончила, – вкрадчиво ответил дворецкий и добавил, – госпожа.

– Вот как, – женщина судорожно сглотнула, но более ничем не показала, в какую дрожь её вводил слуга. – Что ж, пусть старается.

И, развернувшись, решительно удалилась.

Дверь за ней закрылась, и Лоэзия грустно посмотрела на Мариша.

– Я не напишу так красиво, как хочет мама. Значит, гулять меня не пустят.

Дворецкий посмотрел на печально опущенную головку и вдруг подумал, что дети умеют забираться в сердца и занимать все мысли. Сам он никогда не задумывался о том, чтобы заиметь семью. Сперва его семьёй был род, которому Мариш служил, а после трагической гибели всех его членов оборотень нашёл смысл в борьбе против гнилой власти. За четыре века разбойной жизни мужчина очерствел сердцем в убийствах, грабежах и насилии, жалел женщин и детей только лишь из-за того благородства, что вложил в него при воспитании отец и которое было с ним во время всего служения семье Илаший. Мариш даже не представлял, что когда-нибудь размягчеет настолько, что захочет быть хорошим в глазах маленькой девочки.

– Мы погуляем, – Мариш склонился над столом и притянул чистый лист бумаги. – Сидеть дома вредно, это скажет любой лекарь.

Взяв перо, оборотень подумал, переложил перо в левую руку и начал быстро выводить по бумаге строки. Лоэзия, ошеломлённо распахнув рот, с восторгом наблюдала, как стройненько ложатся буковки.

– Всё, госпожа, – Мариш выпрямился, с достоинством оправился и сгрёб со стола работу самой Лоэзии: улики им не нужны. – Можем идти гулять.

– Ура! – малышка вскочила и обняла его за ногу.

А Мариш с досадой подумал, что если бы у него была дочь, то он бы сам сидел с ней и учил её письму, а не поручал это бывшему преступнику. Точнее, даже не бывшему…

И почему смерть такой дряни должна кого-то расстраивать?

Мариш с искренним непониманием посмотрел на задыхающегося сарена, но хватку всё-таки ослабил. Триий жадно вдохнул, выпучил глаза, но разразиться гневной отповедью не рискнул.

– Серьёзно? – едва слышно прошептал Мариш. – Ты её отец?

Ноздри сарена разгневанно шевельнулись, но он всё ещё находил в себе терпение молчать.

– Мне хотелось бы, чтобы тебя просто не было, – искренне выдохнул дворецкий.

– Да как смеешь… – сквозь зубы начал Триий, но Мариш перебил его.