Месть роботов

Полки маленьких библиотек на Лебеде ломятся от редких книг: первые издания, покупаемые перед самым отлетом с Земли, которые после прочтения жертвуют библиотеке. Книги доходят до читателя после того как их привозят сюда. Их сразу перечитывают и тиражируют. Ни один автор еще не подал иска и ни одному издателю не грозило тюремное разбирательство с представителями, литагентами или наследниками.

Мы полностью автономны и всегда плетемся в хвосте, ибо существует „транзитное отставание”, которое непреодолимо. Земля так же легко осуществляет контроль за нами, как мальчик дергает за обрывок веревки, когда змей оторвался и взмыл в небо. Возможно, что-то подобное и пришло на ум Йитсу, когда он написал: „Вокруг все распадается на части, и центру их, увы, не удержать...” Терзаемый сомнениями, я все еще заставляю себя ходить в библиотеку за новостями.

День прошел незаметно.

Слова текли по экрану, я сидел в кабинке, просматривая еще никем не раскрытые газеты и журналы, а по улицам Бетти струились потоки с гор. Вода ничисто умыла лес: пена цвета арахисового масла заливала поля, устремляясь в подвалы, всюду находя себе дорогу и оставляя грязь на улицах.

Я зашел позавтракать в библиотечный кафетерий, где от девушки в зеленом переднике и желтой юбке (материя приятно шуршала) узнал, что аварийные команды уже работают вовсю, а движение в восточном направлении за Центральной площадью перекрыто.

После завтрака я в плаще и сапогах прогулялся в ту сторону.

Стена из мешков с песком, перегородившая Главную улицу, выросла мне по пояс, вода бурлила у колен и прибывала с каждой минутой.

Я взглянул на памятник Уэю. Ореол вокруг него померк, и это не случайно: весьма сомнительными теперь кажутся его заслуги, хотя тогда, если честно...

Уэй держит в левой руке очки и смотрит на меня вроде с опаской, гадая в глубине своей бронзовой души, не проговорился ли я и не разрушу ли его лоснящееся от воды, тяжелое, позеленевшее величие. Рассказать? Думаю, я единственный, кто его помнит. Он хотел стать отцом новой великой страны и действительно очень старался. Он занимал пост три месяца, а оставшийся срок (почти два года) мне пришлось исполнять его обязанности.

В свидетельстве о смерти написали „сердечный приступ”, но не упомянули, что виновником был кусочек свинца. Тех, кто об этом знал, нет в живых: разгневанный муж, испуганная жена, следователь-криминалист. Я остался один и не расскажу об этом никому, если сам бронзовый Уэй не проговорится. Ибо он — герой, а статуи нужны здесь больше, чем живые герои. Когда-то Уэй личным примером помог нам бороться с наводнением в поселке Батлер, и хотя бы за это достоин остаться в памяти граждан.

Я подмигнул бывшему своему боссу — капли с его носа падали прямо в лужу у моих ног. Прислушиваясь к всплеску воды и ругани рабочих, которые возводили плотину на другой улице, я отправился обратно в библиотеку в сопровождении оглушительного рокота и ярких вспышек. Над головой у меня проплыл „глаз”. Я махнул рукой, и он подмигнул мне фильтром. Если не ошибаюсь, сегодня в лавке распоряжался С. А. Джон Киме. А может быть и нет.

Внезапно хляби небесные разверзлись вновь: я очутился под настоящим водопадом.

Я бросился к стене здания — другого укрытия рядом не оказалось. Я поскользнулся, но вовремя пустил в дело трость. Наконец нашел какую-то дверь и укрылся за ней.

В течение десяти минут беспрерывно сверкали молнии и громыхал гром. Когда наконец дождь поутих, а ко мне вернулись зрение и слух, я увидел, что Вторая Авеню превратилась в реку. Отвратительно хлюпая, река уносила с собой всякий сор: бумажки, куски породы, палки, ил... Я пережидал в укрытии, пока спадет вода: не хотелось идти домой в сапогах, полных воды.

Вода не спадала.

Она подобралась ко мне и стала лизать подошвы.

Отступать было некуда. Стало ясно, что дальше будет еще хуже.

Я пробовал пробежаться, но бежать по колено в воде...

Я вспомнил про выстрел, который услышал днем. Когда у тебя мокрые ноги, размышлять ни о чем не приходится. Я добрел до стоянки, поехал домой. За машиной оставался пенистый след, и я чувствовал себя капитаном речного пароходика, мечтающим стать погонщиком верблюдов.

Было темно, будто наступил вечер. Я въехал в сырой, но еще не залитый водой гараж.

Когда я шел по переулку к дому, сумрак сменился тьмой. Несколько дней я не видел солнца, подумать только, как его не хватает в выходной день! Над головой раскинулся темный купол неба, и несмотря на полумрак я отчетливо видел, как чисты высокие кирпичные стены, обступившие переулок.

Я держался левой стороны в надежде хоть чуточку укрыться от дождя. Проезжая по набережной, я заметил, что уровень воды в реке достиг самых высоких отметок, нанесенных на пирсе. Нобль походил на большую тухлую кровяную колбасу, оболочка которой вот-вот лопнет.

Вспышка молнии представила моему взору весь переулок, и я, чтобы не вступить в лужу, сбавил шаг.

Мечтая о сухих носках и сухом мартини, я завернул за угол и замер как вкопанный.

Это был орг.