Месть Ронана. Амулет

«Обязательно кто-нибудь выпендрится, — подумал Ронан, стараясь не улыбнуться. — И вечно это клятское четвероногое». Подхватив Гебраль на руки, он развернулся лицом к тому, что показалось ему северо-востоком, и, бормоча молитву Крантусу, принялся пропахивать глубокие сугробы, а остальные последовали за ним. Ветер дул теперь прямо в лицо, а грубый зернистый снег зверски колол открытую кожу вокруг глаз. Но Ронан тащился дальше, хотя его ступни совсем онемели, а все мышцы ныли. Мысленно он на чем свет стоит ругал себя за то, что привел своих друзей в такое опасное место.

— Еще немного, — пробормотала Гебраль из складок своего плаща, и Ронан вздрогнул, внезапно осознав, что чуть было не заснул прямо на ходу, машинально прорываясь сквозь снег и ничего перед собой не видя. Он на секунду помедлил и оглянулся, убеждаясь, что позади по-прежнему плетутся четыре заснеженные фигуры. Затем он взял чуть на север и потащился дальше.

Хотя он уже потерял всякое представление о времени, надо полагать, примерно четверть часа спустя Ронан смутно осознал, что никакого снега перед ним больше не падает. В полном недоумении он остановился, а затем его вконец замерзшие мозги внезапно снова раскочегарились, и он понял, что глазеет на каменную стену. Составленная из крупных серых кубов, она тянулась вверх по меньшей мере метров на пять, а также убегала во тьму по обе стороны. Тогда Ронан повернул налево и поплелся вдоль стены на север, преодолевая скопившиеся возле нее сугробы. Наконец он споткнулся о единственную каменную ступеньку, поднял голову и понял, что стоит перед большой двустворчатой дверью из темной сучковатой древесины, усеянной черными металлическими заклепками. Стена бесшовно сливалась с большим зданием из того же серого камня, и по обе стороны от двери два ряда забранных ставнями окон слепо таращились в ночь.

Радость буквально захлестнула Ронана. Осторожно поставив Гебраль на ноги, он подождал, пока остальные его догонят, тем временем внимательно изучая здание. Ни единого лучика света не вырывалось из щелей в оконных ставнях, и ни единого следа не было заметно на снегу перед дверью. Ронан напряженно прислушался, но ничего, кроме собственного хриплого и затрудненного дыхания, не услышал. Здание казалось совершенно заброшенным.

Первым до него добрался осел. Где-то по дороге он потерял свое одеяло и теперь трясся как в лихорадке. Шкура его сперва вымокла и растрепалась, а потом замерзла, в нее набился снег, так что теперь Котик смахивал на большого мороженого дикобраза.

— Котик! С тобой все в порядке? — тревожно спросил Ронан.

— Меня все призраки мучают, — дрожа, отозвался осел. — То и дело огроменная миска с тушеным мясом является. Причем не просто огроменная, а клятски огроменная. Тролльского размера. Серьезно тебя предупреждаю, если кто-то в этом заведении мне морковку предложит, я ему живо ногу оттяпаю.

Лицевые мышцы Ронана попытались изобразить улыбку, но тут же обнаружили, что кожа, их покрывающая, крепко-накрепко замерзла, и бросили попытку. Наконец притащился Марвуд. Позади него Тусона помогала Тарлу, который совсем с ног валился. Тарл с Гебралью обнялись и встали, невесть как друг друга подпирая. Тогда Ронан протянул руку, чтобы погладить накрытую капюшоном голову Тусоны. Затем он потянулся себе за спину и вытащил меч, после чего, подойдя к двери, как можно громче рукоятью меча в нее забарабанил.

Они ждали довольно долго, но ничего не происходило. Не было слышно ни звука, и тишина покрывала все вокруг одеялом не менее глубоким и удушливым, чем снег. В головах у всех возникла одна и та же пугающая мысль… «Что, если это место заброшено? Что, если мы туда не попадем?» Ронан во второй раз побарабанил по двери и отступил. Опять словно бы целую вечность ничего не происходило, но когда всех уже начало охватывать ползучее отчаяние, глазок в двери открылся, и наружу просунулся лучик желтого света. Кто-то быстро их изучил, затем последовало глухое восклицание, и глазок снова закрылся. Наконец стало слышно, как внутри отпирают могучие засовы, после чего правая створка двери со скрипом растворилась, и путники ввалились внутрь.

Они оказались в просторной, выложенной каменными плитами прихожей, где не было решительно никакой мебели, если не считать грубой деревянной скамьи с высокой спинкой вдоль левой стены. Прихожая была жутко холодная, колотун там был почти такой же, что и снаружи, а единственным источником света служила свеча в руке того человека, который их впустил.

На нем был темно-зеленый балахон из грубой материи, а на ногах — простые сандалии. На вид ему было лет сорок, однако волосы его уже поседели, а на макушке была выбрита тонзура. Веяло от него какой-то усталостью. Мужчина с терпеливым участием наблюдал, как путники стряхивают со своей одежды снег и лед, а затем, когда все они опять обратили свое внимание на него, заговорил: