Месть Розы

Они достаточно удалились от мусорных завалов и теперь вдыхали лишь густые ароматы летней межи. Уютно устроившись среди колосьев, альбинос внимательно наблюдал за действиями Уэлдрейка, и вскоре, расчистив небольшую площадку и выкопав ямку для очага, путники смогли насладиться восхитительным ароматом кролика, поджаривающегося на вертеле… это также была идея поэта.

Странный мир — необозримые поля, но не видно ни единого работника! Оба были немало удивлены.

Поболтав немного, Эльрик вынужден был признать, что Уэлдрейку довелось странствовать по измерениям куда больше, чем ему самому.

— Может, и так, сударь, но и для меня сей мир — сущая загадка. Однако путешествую я отнюдь не по собственной воле. Во всем виноват некий доктор Ди, с кем мы дискутировали о греках. Все дело в размере, сударь. В стихотворном размере. Мне было необходимо услышать язык Платона… В общем, это долгая история, и в ней нет ничего необычного для всех нас, невольных странников по Мультивселенной. Но, если быть точным, я довольно долгое время провел в одном-единственном измерении, хотя и в разные времена, пока наконец не оказался в Патни.

— Вам хотелось бы вернуться туда, мастер Уэлдрейк?

— Еще как, сударь! Что-то староват я стал для путешествий. К тому же я человек привязчивый. И мне жаль потерять стольких друзей.

— Надеюсь, вы отыщете их вновь.

— Желаю удачи и вам, сударь. Надеюсь, вам удастся отыскать то, что вы ищете. Хотя, боюсь, вы из тех, кто вечно пытается обрести недостижимое.

— Может быть, — коротко ответил Эльрик, пробуя мясо. — Хотя боюсь, даже вы поразились бы, узнав, насколько недостижимо то, что я ищу сейчас.

Уэлдрейк, похоже, собирался пуститься в расспросы, но передумал и ненадолго замолк, с нескрываемой гордостью любуясь приготовленным ужином. И альбинос с удивлением отметил про себя, что в обществе беззаботного поэта все его тревоги ненадолго отступили в тень.

Тем временем тот отыскал в своих бездонных карманах увесистый том и приготовился при свете костра порадовать слух спутника поэмой о похождениях некоего полубога из его родного измерения, одолевшего многих врагов и обретшего трон и корону… как вдруг за спиной у них слышится поступь лошади — осторожная и неспешная, словно поводья держит умелый наездник. Эльрик окликает его:

— Приветствуем тебя, странник. Не желаешь ли разделить с нами трапезу?

Молчание. Затем до них доносится приглушенный голос:

— Буду рад ненадолго разделить с вами тепло костра, господа. Для меня в этих краях весьма прохладно.

Лошадь так же медленно, шаг за шагом, приближается к ним, наконец у костра вырастает тень, всадник спешивается и не спеша идет к огню. Это крупный мужчина, с головы до ног закованный в броню, отливающую золотом, серебром и синевато-серым металлом. Шлем его венчает рыжее перо, на груди красуется черно-желтый знак Хаоса, герб слуги Владык Невероятного, изображающий восемь стрел, разлетающихся из единой точки, — символ разнообразия и множественности Хаоса. Боевой жеребец у него за спиной покрыт сверкающей серебристо-черной шелковой попоной, высокое седло украшено слоновой костью и черным деревом, серебряная узда — с золотыми кольцами.

Эльрик встал, пораженный видом незнакомца, готовый отразить нападение. Больше всего его удивил стальной шлем, совершенно глухой, скрывавший лицо и шею воина. Узкие щели для глаз смотрели на мир недобро и подозрительно. Но во взгляде странника чувствовалось затаенное страдание, как нельзя лучше понятное мелнибонэйцу, и тот мгновенно ощутил родство с незнакомцем, усевшимся рядом с ним у огня. Воин протянул к костру руки, закованные в стальные рукавицы, и странное ощущение возникло у Эльрика при взгляде на него: казалось, доспехи слишком тесны для этого человека — или нечеловека — и предназначены не столько защищать его от враждебного мира, сколько пленять внутри себя некую невероятно мощную, неодолимую силу. И все же незнакомец двигался, как самый обычный человек, потягивался, разминая суставы, вздыхал и явно наслаждался неожиданным комфортом…

— Не желаете ли отведать кролика, сударь? — Уэлдрейк гостеприимно указал на жарившуюся над огнем тушку.

— Нет, благодарю вас.

— Может быть, тогда хотя бы снимете шлем? Уверяю вас, здесь вам ничто не грозит.

— Я верю. Но, к несчастью, снять сей шлем пока не в моих силах. И, сказать правду, я давно не пробовал обычной человеческой пищи.

Уэлдрейк нахмурил рыжие брови.

— Неужто Хаос нынче принуждает своих слуг к людоедству?

— Хватает и таких. — Закованный в сталь воин повернулся к огню спиной. Но я не из их числа. Я не вкушал ни мяса, ни плодов уже добрых две тысячи лет. Возможно, больше. Я давно утратил счет времени. Есть измерения, где царит вечная Ночь, измерения вечного Дня, а есть и такие, где день сменяет ночь с непостижимой для нас быстротой.

— Вы, должно быть, приняли обет, сударь? — заинтересовался Уэлдрейк. Отправились в священный Поход?

— Почти так, но цель моих поисков куда скромнее, чем вы могли бы подумать.

— И чего же вы ищете, сударь? Может быть, свою нареченную?

— Вы весьма проницательны.