– Не больше, чем тебе, – откровенно признался Элрик.
И тут он услышал голос, вещающий в его голове. Альбинос попытался заглушить голос, но тот продолжал звучать – это был голос его отца.
«Сестры. Найди их. Ларец у них».
Затем голос стал слабеть. Что это было – иллюзия? Обман? Но выбора у Элрика не было, и потому он решил, что попробует идти этим путем и, возможно, найдет ларец из розового дерева с похищенной душой его отца. И потом, общество этой женщины вызывало в нем такие необычные чувства – он подспудно знал, что ни в ком другом не найдет он такого легкого, взвешенного понимания, которое, несмотря на всю его осторожность, порождало в нем желание поделиться с ней всеми тайнами, всеми надеждами, страхами и устремлениями, рассказать ей о всех утратах. Нет, он не намеревался возложить на нее груз своих забот – он просто хотел предложить ей то, что она, возможно, захочет разделить с ним. Он чувствовал, что у них есть и другие общие черты.
Иными словами, он чувствовал, что нашел сестру. И он знал, что она тоже питает к нему что-то вроде родственного чувства, хотя он и был мелнибонийцем, а она – нет. Все это приводило его в недоумение, потому что и прежде он испытывал чувство некоторого родства, например к Гейнору, но здесь было совсем по-другому.
Когда Роза оставила их, сказав, что не спала вот уже тридцать шесть часов, Уэлдрейк не стал скрывать своих чувств.
– Вот это женщина, сэр! Я таких женщин еще не встречал. Она великолепна! Юнона во плоти! Диана!
– Мне неизвестны ваши местные божества, – мягко сказал Элрик, но тем не менее согласился с Уэлдрейком в том, что они познакомились с исключительной личностью. Он принялся размышлять об этой особой тяге, возникающей между отцами и сыновьями, квазибратьями и квазисестрами. Он спрашивал себя: уж не маячит ли за всем этим рука Равновесия, или же, что более вероятно, тут присутствует влияние Владык Хаоса или Закона – поскольку не так давно ему стало ясно, что Повелители Энтропии и Владыки Неизменности когда-нибудь сойдутся в такой яростной схватке, каких еще не знала мультивселенная. Это наводило его на определенные мысли и в некоторой мере объясняло предчувствие каких-то катаклизмов – предчувствие, о котором пытался сказать ему отец, хотя он и был мертв и не имел души. Не был ли этот неторопливый поток событий, в который он, кажется, оказался втянут, отражением какого-то гораздо более значительного космического хода вещей? На мгновение перед ним мелькнула мультивселенная во всем ее разнообразии, во всей ее сложности, со всеми ее реалиями и еще не реализованными возможностями. А возможности эти были неисчерпаемы – чудеса и ужасы, красота и уродство, – мультивселенная безгранична и не поддается определению, во всем стремясь к бесконечности.
Когда седоволосый, одевшись чуть-чуть получше и приведя себя в порядок, вернулся, Элрик спросил его, почему они не опасаются прямого нападения со стороны так называемого народа цыган.
– Насколько мне известно, у них на сей счет существуют свои правила. Есть, видите ли, некий статус-кво. Конечно, вам от этого нисколько не легче.
– Вы ведете с ними переговоры?
– В некотором смысле. У нас с ними существуют соглашения и все такое. Мы не опасаемся за Агнеш-Вал. Мы боимся за тех, кто пожелает торговать с нами… – Он снова сделал извиняющийся жест. – Понимаете, у цыган свои традиции. Нам они кажутся странными, и я бы, пожалуй, не стал потакать им напрямую, но мы в их силе должны видеть как положительные, так и отрицательные стороны.
– И я полагаю, они совершенно свободны, – сказал Уэлдрейк, – Об этом замечательно сказано в «Цыганском хлебе».
– Возможно, – сказал хозяин, но на его лице появилось выражение неуверенности. – Я не знаю, что вы имеете в виду. Это какая-то пьеса?
– Это рассказ о радостях открытых дорог.
– Наверное, это цыганское произведение. Извините, но мы не покупаем их книг. Я не знаю, захотите ли вы, господа, воспользоваться тем, что мы предлагаем попавшим в беду путникам, в рассрочку или по цене издержек. Если у вас нет денег, мы можем взять натурой. Ну вот, например, одну из книг господина Уэлдрейка за лошадь.
– Книгу за лошадь? Ну вы и скажете!
– А за две лошади? К сожалению, я понятия не имею о рыночной стоимости книг. Мы здесь плохие читатели. Может быть, это и стыдно, но мы предпочитаем тихие радости вечернего времяпрепровождения.
– А, скажем, если вы добавите к лошадям еще провизии на несколько дней? – предложил Элрик.
– Если тебе это представляется справедливым, мой господин.
– Мои книги, – сказал Уэлдрейк сквозь сжатые зубы. Его нос, казалось, заострился больше обычного. – Мои книги – это мое «я», сэр. Они определяют мое лицо. Я их защитник. И потом, в силу разницы восприятия, дарованного нам всем, мы все можем понимать язык, но не все можем его читать. Тебе это известно, мой господин? Каждому по его способностям.
Я думаю, в некотором смысле это логично. Нет, сэр, я не расстанусь ни с единой страницей.