Месть Розы. Романы

До путешественников донесся рокот прибоя, бурлившего у подножия черных вулканических скал.

- Я недоволен, хозяйка. Я голоден. - Ящер посмотрел на Черион в упор, и Уэлдрейк вдруг осознал, что у него есть соперник. Подобного смешения эмоций - смеха, ревности и глубокого ужаса одновременно - ему еще испытывать не доводилось.

Эльрик также заметил, с каким выражением смотрела тварь на Черион, и нахмурил брови. Тревожное предчувствие шевельнулось в душе, но оно было слишком расплывчатым. Со временем, он знал, чувство созреет, проникнет в сознание, будет облечено в слова. А пока он улыбнулся, наблюдая за смятением Уэлдрейка.

- Не бойтесь, дружище. Пусть вам не достает красоты и очарования этого удивительного создания, но умом вы явно его превосходите.

- Вы правы, сударь. - Поэт смеялся сам над собой. - Хотя ум в любовной игре зачастую мало что значит! Но пока не придумано стихотворной формы, чтобы передать такую историю - как человек соперничал с рептилией из-за красавицы! О, какая сердечная боль! О, неуверенность! О, сладкое безумие!

Внезапно он запнулся, поймав устремленный на него взгляд чудища, которое, казалось, ловило каждое его слово.

Затем оно открыло пасть и с расстановкой проговорило:

- Ты не получишь мое яйцо…

- Совершенно верно, сударь. Именно об этом я и толковал моему другу. С преувеличенно изысканным поклоном, поразившим Эльрика, Уэлдрейк отправился на корму, где у него, похоже, вдруг нашлись срочные дела.

Из вороньего гнезда раздался крик впередсмотрящего, и Гейнор - который все это время взирал вдаль, стоя совершенно недвижимо, точно душа оставила его, - вдруг пробудился к жизни.

- Что? Ах, да. Штурман. Приведите штурмана. И вот с правого борта нижней палубы поднимается седоволосый человек, чья кожа иссечена дождем и ветром, но давно не знала солнца, чьи глаза взирают на свет с болью и одновременно с радостью. Он растирает запястья, на которых еще видны рубцы от веревки. Он втягивает соленый воздух и улыбается, как будто вспоминает о чем-то.

- Штурман. Теперь ты можешь заслужить свободу, - говорит ему Гейнор, указывая на мерно вздымающийся и опускающийся нос судна, которое набирает ход, подгоняемое ветром, и несется прямо на скалистые острова, что торчат впереди, точно черные гнилые зубы в оскаленной пасти океана.

- Да, могу убить нас всех и забрать с собой в Преисподнюю, - отзывается тот небрежно. На вид ему лет сорок пять. Волосы и борода у него клочковатые, с проседью, взгляд серо-зеленых глаз странно пронизывающий, и он щурится, хотя солнце осталось у него за спиной; в каждом движении сквозит наслаждение вновь обретенной свободой. Не обращая внимания на гигантского ящера, точно видит таких красавцев каждый день, он огибает клетку и подходит к Гейнору.

- Лучше бы вам выбрать парус, как только сможете! - Штурман силится перекричать поднявшийся ветер. - Или разверните галеру и попробуйте зайти еще раз. Еще немного - и нас выбросит на скалы!

Обернувшись, Гейнор принялся отдавать приказы. Эльрик с удовольствием наблюдал за ловкими, слаженными действиями команды. Корабль развернули так, что парус обвис, и поспешили убрать, пока ветер не наполнил его вновь. Не теряя времени, штурман прокричал матросам, чтобы те сели на весла - только так можно было пройти эти рифы на краю света.

Желтый с черным корабль медленно и осторожно двинулся вперед. Подводные течения норовили утащить его каждый в свою сторону; галера то и дело терлась бортами о камни, протискиваясь между базальтовыми и обсидиановыми столпами; ветер ревел и стонал, волны обрушивались на скалы, и весь мир казался во власти первозданного Хаоса. К полудню им удалось преодолеть лишь первую полосу рифов и бросить якорь в спокойных водах перед второй грядой. Штурман велел команде как следует поесть и отдохнуть. До завтра они все равно с места не двинутся.

На другой день они вновь устремились в какофонию и сумятицу обезумевшего моря. Штурман держался уверенно. Он выкрикивал команды, порой сам брался за руль, порой забирался на мачту, чтобы своими глазами увидеть, что их ждет впереди. Ясно было, что он уже не раз проходил эти рифы.

И вновь река прозрачной синевы и белый песок на дне; еще одна полоса спокойствия - и штурман дал им еще день отдыха.

Лишь на двенадцатый день они достигли последних рифов, и все взоры с опаской устремились на чернью волны, подобно жирному дыму ложившиеся на побережье из оплавленного, отполированного обсидиана. Воды Вязкого Моря вздымались и падали с ужасающей неспешностью, с низким гулом, едва слышным человеческому уху. В остальном же над темными медленными водами царило абсолютное безмолвие.

- Оно словно из холодного расплавленного свинца, - воскликнул Уэлдрейк. - Это противоречит всем законам природы! - И тут же сам пожал плечами, словно гадая, чему же тут удивляться. - Но как мы его переплывем? Мне представляется, что поверхностное натяжение здесь гораздо…

Штурман, устало сидевший у бортика, поднял голову.