Месть Самурая

Уединившись в своем кабинете, Ранетов с наслаждением потянулся и похрустел суставами. Он был дородным мужчиной с приятным, располагающим к себе лицом. Крупное, гладко выбритое, оно так и просилось на плакаты с предвыборными обещаниями. Но — всему свое время. Перед тем как окунуться в большую политику, нужно сперва эту самую большую политику хорошенько подпитать и смазать из собственных источников. Вся система на этом держится. Маленькие начальники отстегивают вышестоящим, и так все дальше, все выше, вплоть до самых верхов, где решают, кто будет хоть куда-нибудь баллотироваться, а кто нет.

Ранетов знал, что лично он заслужит такую привилегию.

В своем кабинете он был недосягаем для простых смертных. Датчики, установленные на обширных окнах, были столь чувствительны, что реагировали даже на ничтожный вес мухи. Подобная предосторожность исключала присутствие еще более вредных насекомых из породы вездесущих «жучков». А сами оконные стекла обладали такой повышенной прочностью, что сквозь них в кабинет не смогла бы залететь не то что пуля, но и граната. Разве что бронебойный снаряд.

Доступ во владения Ранетова имели лишь руководители отделов и служб, да и то далеко не все. Остальных вызывали или приглашали, в зависимости от их ранга, значимости, степени оказываемого им доверия. Предложения садиться удостаивался здесь далеко не каждый, а те, кому выпадало счастье его услышать, невольно напрягались, ибо любая иерархия строится на системе больших и маленьких привилегий и унижений. Одного гладишь по голове, другому даешь под зад. Потом наоборот. Потом опять поглаживаешь и пинаешь. Чем чаще, тем лучше. Такова нехитрая арифметика дисциплины. Энная сумма страхов подчиненных за минусом их симпатий дает в итоге беспрекословное подчинение. Вычитай и властвуй. Если, конечно, умеешь обходиться без любви.

Ранетов умел. Ему любовь была ни к чему. Он и сам никого не любил. Не был привязан ни к детям, ни к жене, ни к родителям, ни к прочим родственникам. Женщин на стороне заводил с одной-единственной целью, чтобы удовлетворяться. Вместо друзей имел деловых партнеров и покровителей. Так было удобно. Рационально.

Когда-то очень давно, еще в отрочестве, Ранетов услышал от кого-то афоризм, запавший в душу и сделавшийся руководством ко всей дальнейшей жизни. Сказано в его присутствии было примерно следующее: «У всех есть свои пороки. Нужно ограничиться одним и предаваться ему со всей страстью, чтобы не расходовать энергию впустую».

Такой страстью для Ранетова была власть. Власть — страсть. Не случайно они рифмуются. Нет страсти сильнее, чем желание находиться на самом верху, манипулируя сперва десятками людей, потом сотнями, тысячами и, наконец, миллионами.

Пока что приходилось довольствоваться малым.

Ранетов позвонил в отдел кадров и велел принести ему дело секретарши главного архитектора. Не то чтобы она была такой уж красавицей, но он почуял в ней добычу и ему не терпелось подчинить ее своей власти. Для этого нужно было нащупать ее болевые точки и слабые места.

— Ну, Симона Патрушева, будем знакомиться, — пробормотал Ранетов, когда на его массивный палисандровый стол легла папка со сведениями об обладательнице поролонового бюстгальтера и черных колготок с узорчатыми лампасами.

Для того чтобы ознакомиться с содержимым папки, ему было достаточно пяти минут. Это только кажется, что жизнь человеческая длинна, загадочна и непостижима. Уложи ее в полстранички, добавь еще страницу конфиденциальных сведений от службы безопасности и прочти. От величайшей загадки природы останутся лишь голые факты, среди которых любопытных наберется не так уж много. Вот вам и венец творения. Школа, институт, место работы…

Захлопнув папку, Ранетов повелел вызвать к себе Симону. Когда она вошла, он немного помучил ее неопределенностью, делая вид, что поглощен изучением каких-то бумаг. Потом поднял на нее глаза и строго спросил:

— Ну, Симона Захаровна, что будем делать с тобой?

Вопрос застал девушку врасплох. Краснея, она залепетала:

— Со мной… А что?.. Разве я?..

— Задвигать по службе или продвигать? — уточнил Ранетов.

Неожиданно для себя он начал распаляться по-настоящему. Вид насмерть перепуганной, трясущейся на своих каблуках девушки доставлял ему почти физическое наслаждение.

— На меня нет никаких нареканий, — выговорила Симона непослушными губами. — Я справляюсь со своими обязанностями.

— Это хорошо, — сказал Ранетов. — С этого дня у тебя появится еще одна обязанность. Ты с родителями живешь, верно? Сегодня переедешь на другую квартиру. Вечером справим новоселье, ты и я. В следующем месяце повысим тебе ставку, а работать тебе вообще не придется. Как тебе такая перспектива?

Симона кивнула. Ранетов тоже кивнул. Он с самого начала знал, что не встретит сопротивления. Жилье Патрушевых было приобретено в кредит, на погашение которого уходила вся зарплата девушки. Как могла она пожертвовать своей высокооплачиваемой должностью?

Глава двадцать третья По-хорошему и по-плохому