Месть Седьмой

— Так много моих детей ушли навсегда, — задумчиво произносит оно. — Думаю, теперь вы — Старейшины Лориена, если, конечно, такое понятие еще существует.

— Мы — Гвардейцы, — поправляю я эту миллиардолетнюю, богоподобную, энергетическую силу. Не, ну а хрена ли мы перлись в эту даль? — И нам нужна ваша помощь.

Существо только усмехается:

— Мне это все равно, дочка. Старейшины, Гвардейцы, Чепаны — эти слова выбрали лориенцы, чтобы понять мои дары. И их не обязаны так называть здесь. Вообще не обязаны как-то называть, — оно делает задумчивую паузу. — А что до помощи, так даже и не знаю что я могу предложить, дитя.

Все больше путаницы, все больше загадок. Нет, я не ждала, что поход к Святилищу пройдет, как в шутке Девятого — мы раскопаем страшенную неведомую силу, которая замочит всех могадорцев. Но я ожидала увидеть нечто способное помочь. Может, наши друзья гибнут прямо сейчас в первой волне могадорского вторжения, а я тут веду светскую беседу с раздражающе загадочным бессмертным!

— Этого не достаточно, — говорю я.

В отчаянии, шагаю к существу. Вокруг меня трещит энергия. Я чувствую, как мои волосы встают дыбом от статики.

— Шестая, — шепчет Адам, — осторожнее!

Я игнорирую его и на повышенных тонах кричу всесильному Лориену:

— Мы столько прошли, чтобы тебя пробудить! Мы потеряли друзей! Можешь ты сделать хоть что-нибудь? Или тебе пофиг, что Сетракус Ра пройдется маршем и разнесет планету? Поубивает здесь все живое? Охота полюбоваться этим во второй раз?

Существо нахмуривается. Во лбу Восьмого открывается трещина, из которой льется энергия. Марина зажимает рот ладонями, но умудряется не закричать. Все это выглядит, как если бы тело Восьмого было пустым и заполняющая его энергия постепенно разрушала оболочку.

— Прости, дитя, — обращается Восьмой к Марине. — Эта форма долго не выдержит.

Потом оно снова поворачивается ко мне. Нет никаких признаков, что мои слова его задели или вообще как-то на него подействовали. Голос существа такой же мелодичный и невозмутимый, как и прежде.

— Я не одобряю бессмысленное разрушение жизни, — поясняет оно. — Но и не сдаюсь на волю рока. Я не сужу. Если вселенной станет угодно прекратить мое существование, оно прекратится. А пока я лишь наделяю своими дарами тех, кто для них открыт.

Я раскидываю руки:

— Ну так я открыта! Давай, заряди меня! Дай мне столько Наследий, чтобы уничтожить Сетракуса Ра с его флотом, и я оставлю твою светящуюся задницу в покое!

Существо улыбается. На тыльных сторонах рук Восьмого образуются новые трещины. Энергия ищет выход.

— Это работает не так, — произносит оно.

— А как тогда, работает это дерьмо? — кричу я. — Скажи же нам, что делать!

— А больше ничего и не надо делать, дочка. Вы разбудили меня и восстановили мою силу. Теперь я на Земле, и здесь мои дары.

— Но как это поможет нам победить? — воплю я. — На кой черт все это было нужно?!

Существо не обращает внимания. Похоже, у него закончились премудрости, которыми ему хотелось поделиться. Вместо этого оно смотрит на Марину:

— Ему недолго осталось, дочка.

— Кому? — переспрашивает та озадаченно.

Не произнося больше ни слова существо закрывает глаза, и тело Восьмого сотрясает крупная дрожь. К моему удивлению, энергия его покидает. Трещины на тыльных сторонах рук и на лбу перестают светиться и закрываются. Через несколько секунд на теле Восьмого остается сиять лишь рана напротив сердца. Он выплывает из столба энергии и останавливается прямо перед Мариной.

Когда Восьмой открывает глаза, сияние исчезает и из них. Они зеленые, такие, какими я их помню. Спокойные, но со всполохами прежнего озорства. Восьмой видит Марину, и его губы растягиваются в улыбке.

— Ну привет! — произносит он, уже своим обычным голосом.

Это он. Действительно он!

Счастливый всхлип чуть не сгибает Марину пополам, но она быстро берет себя в руки и хватает Восьмого сперва за плечи, а потом гладит его лицо и притягивает к себе.

— Ты теплый, — удивляется она. — Ты такой теплый!

Восьмой чуть усмехается, берет ее ладони в свои и целует.

— Ты тоже теплая, — отвечает он.

— Прости меня, Восьмой! Прости, я не смогла тебя излечить!

Он мотает головой:

— Погоди, Марина. Все в порядке. Вы переправили меня сюда. Там… Я даже не знаю как описать… Там просто великолепно!

Я снова вижу, как энергия начинает струиться из его сердца. Она разбегается по его телу, трещины открываются на руках и ногах. Но, кажется, ему нисколечко не больно. Он просто улыбается Марине и смотрит на нее так, словно пытается запомнить каждую черточку ее лица.

— Могу я тебя поцеловать? — спрашивает она.

— Я так надеялся, что ты это скажешь.

Марина едва успевает поцеловать его, вцепившись в него и прижавшись всем телом, как энергия полностью заполняет Восьмого, и его тело постепенно начинает распадаться. Это совсем не похоже на разрушение тел могадорцев, скорее как если бы я на мгновение увидела каждую клетку его тела и светящуюся между ними энергию, идущую из колодца. А потом, одна за другой, эти частички Восьмого растворяются, и он становится светом. Марина пытается его удержать, но пальцы проходят сквозь лучи энергии.