Месть смертника. Штрафбат

Штумпфельд носил графский титул, но для прусского аристократа вел себя необычно и вызывающе – на него следовало обратить внимание уже из-за этого. Генерал-полковник панибратски общался с рядовым составом, пренебрегал положенным ему по статусу комфортом и в походных условиях жил не лучше простых офицеров. «Элемент, идейно близкий могучему учению марксизма-ленинизма», – сообщали агенты. Стройную характеристику немного портило то, что фон Штумпфельд всегда имел при себе не просто полный, а даже избыточный набор положенных полководцу его ранга регалий. Но Белоконя, конечно, не должны заботить такие тонкости.

Ставка Штупмфельда располагалась в центре клина немецких дивизий. Большую часть времени граф проводил вне своего командного пункта, объезжая позиции по периметру. Он мог нагрянуть в любую точку «кинжала» среди ночи и устроить подчиненным грандиозный разнос. С собой генерал-полковник брал только адъютантов, лишь изредка он выезжал в сопровождении офицеров своего штаба. Существенный момент заключался в том, что при графе не было соответствующей его положению и важности охраны. Оперативность и скорость передвижения Штумпфельд ставил выше собственной безопасности. С безопасностью, впрочем, тоже был порядок.

Генерал-полковник не боялся возможных покушений. Их и не было, поскольку о его решающей роли в происходящем стало известно только теперь. Графа не волновали диверсанты с неба – он полагался на зенитную артиллерию, которая сбивала на подлете к периметру «дольха» любой самолет. Какие уж там парашютисты! Ночью по небу над клином войск шарили прожекторы, вся передовая линия освещалась ракетами. Воздух был надежно закрыт для чужих. «Кинжал» занимал не такую уж большую территорию, и Штумпфельд держал ее в идеальном порядке. Внутри клина ему мог угрожать разве что шальной снаряд, но против него не поможет никакая охрана.

Кроме того, скорость и неожиданность передвижений графа оставляли диверсантам очень мало шансов его где-нибудь застать. Сам генерал-полковник мог оперативно связаться со своим штабом из любой точки клина, его тоже можно было найти, но предугадать его перемещения на пару шагов вперед не мог никто.

Фон Штумпфельда нужно было уничтожить в кратчайшие сроки.

В подтверждение этого Никольский остановился посреди комнаты, снял с крюка баранку и раскрошил ее в кулаке.

– Ты познакомился со своей группой? – спросил он.

– С группой? – удивился Белоконь. Ни о какой группе он и слыхом не слыхивал, хотя в словах старшего майора госбезопасности это проскальзывало.

– На веранде, дружок, – сказал Никольский. – Это была твоя группа в полном составе. Тертые бойцы, каждый из них – мастер в своей области.

– Виноват, Роман Федорович, – сказал Белоконь. – Не мог знать, что они все еще… Ну как же…

Особист перечислил:

– Смирнов, Гвишиани, Ковальчук, Лысенко, Телятин… и командир группы Белоконь. Думал, что всех, кроме тебя, уже расстреляли? Нет. Я перекинулся с каждым парой слов и отправил отдыхать. От своего шанса никто не отказался. Даже несмотря на то, что цель задания пока знаешь только ты.

– Товарищ старший майор…

– Только не спрашивай, почему ты командир группы. Пора бы уже оставить эту гражданскую привычку задавать вопросы, когда нужно просто выполнять приказ. Ты старший, потому что начальство так решило. Другие кандидатуры рассматривались и были признаны не отвечающими требованиям.

– Виноват, Роман Федорович, но в группе двое офицеров, и я не уверен, будут ли…

– Будут! – снова перебил Никольский. – Еще как будут! Вприпрыжку!..

Он прошелся туда-сюда и добавил:

– Бывших офицеров не два, а три. Ковальчук был младшим лейтенантом, разжалован за саботаж задания. Но это не важно, Белоконь. Вы все – без званий. Над каждым из вас – смертельный приговор, который по документам уже должен быть приведен в исполнение. Выполнение задания – ваш шанс избежать сурового возмездия, отдать свои жизни с пользой! Это единственная возможность отвратить от ваших родных всеобщую ненависть и презрение. Тебе понятно, дружок?

Белоконь промычал что-то утвердительное.

– Если фон Штупмфельд будет устранен, – сказал Никольский, – каждый из вас получит свой прежний статус. Никакого штрафбата. Этот период жизни будет просто вымаран из личных дел. У кого он, конечно, был…

Генерал поднял руку-крюк и продекламировал:

– Артиллерии старший сержант Белоконь Василий, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, проявив геройство и мужество, верный воинской присяге, погиб в бою за социалистическое отечество. Посмертно приставлен к ордену Отечественной войны I степени… И число. Например, сегодняшнее.

Белоконь сидел недвижно. Так ничего и не спросив, он шумно допил очередной стакан чая.

– Под прежним статусом, – сказал Никольский, – я подразумевал именно это. Посмертное признание. У каждого из твоей группы есть родные, – пояснил он. – В основном в эвакуации. Понимаешь, к чему я веду? Родина не может кормить семьи преступников, в военное время это непозволительная роскошь. А вот семьи героев… Еще есть выплаты по орденам – это тоже хлеб…