Месть темного бога

— Эту проблему действительно было нелегко разрешить, тем более что пророчество оракула оказалось довольно туманным. Но идея была ясна, и с тех пор не одна царица воспользовалась ею. Некоторые даже превратили возможность стать мужем царицы во что-то вроде награды. Бабка царицы Идрилейн, Элестера, сменила больше тридцати супругов, так что даже скаланцы сочли, что это уж чересчур.

— И как же царице удается обзавестись законной наследницей, если она спит с любым, кто ей приглянется? — воскликнул шокированный Алек.

— Что, в конце концов, значит «законной»? — смеясь, ответил Серегил. — Царю можно — и даже совсем нетрудно — наставить рога, а потом уверить его, что дитя любовника царицы — его собственное. Но любой ребенок, рожденный царицей, — несомненно ее, кто бы ни был отец, и таким образом является законным наследником.

— Да, конечно, — согласился Алек с явным неодобрением. — А бывали в Скале плохие царицы?

— За такой длительный срок случалось всякое — в обычной пропорции. Божественное право божественным правом, но они остаются людьми.

Алек встряхнул головой и улыбнулся:

— Вся эта история… Как ты только помнишь столько всего!

— Приходится, раз уж я имею дело со скаланскими аристократами. Знатность определяется принадлежностью к определенной ветви, тем, насколько древнее твое благородное происхождение, от какого супруга царицы ведет начало твой род, является ли твое родство с царской семьей родством по женской или по мужской линии, был ли родоначальник законным или побочным отпрыском… Продолжать можно было бы долго, но, я думаю, принцип ты уловил.

— Серегил отставил чашку и потянулся. — А теперь, пожалуй, нам обоим пора на боковую. У меня завтра будет занятый денек — занятый нашим доблестным капитаном, да и тебе придется потрудиться, защищая мою добродетель.

ГЛАВА 9. Дама недомогает

Серегил проснулся на рассвете от собственного сдавленного стона. Он попытался заглушить его, уткнувшись в подушку, но даже слабого звука оказалось достаточно, чтобы Алек появился из своего закутка.

— Что такое? Что случилось? — прошептал юноша, на ощупь пробираясь через заставленную багажом каюту.

— Ничего не случилось. Просто приснился кошмар. Алек положил руку на плечо Серегила:

— Ты дрожишь, как перепуганная лошадь.

— Будь добр, зажги свечу. — Серегил сел на постели, обхватив колени, стараясь унять дрожь.

Алек быстро зажег свечу от висящего у трапа фонаря и встревоженно посмотрел на Серегила.

— Ты и бледен как привидение. Иногда самый быстрый способ прогнать кошмар — это рассказать о нем.

Серегил сделал долгий медленный вдох и жестом пригласил Алека придвинуть поближе единственный стул; он явно не торопился уснуть опять.

— Было утро, — начал он тихо, не сводя глаз с пламени свечи. — Я оделся и собрался выйти на палубу. Я позвал тебя, но ты куда-то отлучился, так что я пошел один., В небе бурлили тяжелые лиловые тучи, свет, пробивавшийся сквозь них, был резким и желтоватым — знаешь, как бывает перед самой грозой. Наш корабль представлял собой жалкое зрелище — мачта сломана, парус наполовину свешивается в воду, палуба засыпана обломками. Я снова позвал тебя, но на корабле не было никого, кроме меня. Вода за бортом казалась черной и маслянистой, и всюду вокруг плавали отсеченные головы, руки, ноги, тела… — Серегил провел рукой по губам. — Насколько я мог разглядеть берег, там тянулась безжизненная пустыня — обожженная и развороченная земля. Почва с погибших полей плыла по реке и у меня на глазах, казалось, собиралась вокруг корабля в огромные кольца и полосы. По мере того как они приближались, я начал слышать звуки. Сначала я не мог определить их источника, но потом понял, что они доносятся отовсюду вокруг меня. Это были… были плавающие в воде части тел. Они все двигались, руки сгибались, ноги брыкались, головы гримасничали.

Серегил услышал, как Алек ахнул от отвращения: для последователя Далны не было ничего ужаснее расчлененного трупа. Серегил порывисто вздохнул и заставил себя продолжать:

— Тут корабль качнулся, и я понял, что нечто карабкается по полощущемуся в воде парусу. Я не мог видеть, что это такое, но оно дергало судно, как поплавок. Я вцепился в поручень, ожидая появления этого нечто. Я знал, что оно невыразимо мерзко, что один вид его вдребезги разобьет мое самообладание, но даже в пучине этого ужаса какая-то крохотная часть моего рассудка кричала, что есть нечто невероятно важное, о чем я обязательно должен вспомнить. Я не знал, спасет ли меня то, что я должен вспомнить, но понимал всю необходимость подумать об этом до того, как погибну. И тут я проснулся. — Серегил выдавил из себя бодрый смешок. — Вот и все. Звучит довольно глупо.

— Нет, это по-настоящему плохой сон! — Алек поежился. — И ты все еще выглядишь неважно. Как ты думаешь, тебе удастся теперь уснуть?

Серегил бросил взгляд на светлеющий квадрат окна.

— Не стоит, скоро утро. А ты отправляйся в постель. Нет смысла нам обоим бодрствовать из-за ерунды.

— Ты уверен?