Месть трефового короля

— Постойте! Я не сказал вам главного. Не далее как на прошлой неделе я предложил Полине Григорьевне руку и сердце.

Я остановился пораженный.

— И что она? — обреченным голосом спросил я.

— Она согласна. По истечению года мы обвенчаемся.

— Желаю вам счастья, — выдавил я, хотя в тот момент возжелал его смерти, причем немедленной.

— Спасибо, ротмистр, — не замечая моей неприязни, совершенно открыто поблагодарил он, чем обезоружил вспыхнувшую ненависть.

— Теперь я должен рассказать вам всё, — вдруг объявил он.

— Есть еще что-то? — язвительно осведомился я.

— Есть причины весьма странные, демонические… Князь был мне другом, и пока был жив, я ни в коей мере не позволял себе ухаживание за супругой его. Слово дворянина! Однако молва приписывает Полине Григорьевне амурные дела с немцем, чего не может быть. Я разговаривал с княгиней по этому поводу — заверяю вас, что это не более чем сплетня.

— К чему мне это знать?

В тот момент я испытывал неприязнь к графу, но ему удалось заинтересовать меня, поэтому в голосе моем почти не было раздраженности.

Мы медленно пошли по улице, и он продолжил:

— Покойный князь описывал мне платье, которое купил ей лично, и в котором якобы застал супругу-изменницу. Дело в том, что со слов княгини платье исчезло из ее гардероба несколько раньше названых событий.

— То есть, вы хотите сказать, что Полина Григорьевна не имела возможности быть одета в это платье вообще? — уточнил я.

— Да, именно, — без доли сомнения ответил граф.

— А разве князь не видел ее лица?

За годы общения с переговорщиками я пристрастился к рассуждениям свойственным послам.

— Вот тут-то и начинается чертовщина. Он видел лицо, но не общался с супругой. Я же, с полной уверенностью могу сказать, что Полина Григорьевна не могла присутствовать в том месте, так как собственными глазами видел, как она входила в дом Трубилиных на другом конце города, и в совершенно другом платье. Я слышал ее голос — это была она, да и Трубилины свидетельствуют о том же.

— Вы говорили о том князю?

Меня все более заинтересовывал разговор, раздражение сошло вовсе, словно забыл я о недавнем признании графа.

— Он ничего не желал слышать, будто обезумел. Я никогда раньше не видел его таким.

Граф на некоторое время замолк, словно вновь переживал те минуты.

— Что же произошло дальше? — прервал я его задумчивость.

— Он хватался за пистолеты, просил меня быть ему секундантом. Я заметил, что за дуэль грозит неприятность по службе. Он посмотрел на меня дьявольски, его глаза горели неестественным огнем. И тут он выкрикнул: "Жизнь на кон!", и бросил пистолеты. Мы пошли к Альтбергу.

— Жизнь на кон, — повторил я. — Что ж произошло там?

— Князь арапником хлестанул немца по физиономии. Присутствовали Лепнин и Балашов, так что секундантов разыскивать не пришлось. То, что произошло дальше, иначе, чем чистейшей дьявольщиной я назвать не могу. Я стоял за спиной князя и собственными глазами видел, как он вынул из своей колоды червонную даму, бросил на ломбер, а сверху положил нательный крест. Таким образом, он сделал ставку — жизнь!

— И что?! — невольно вырвалось у меня, потому что граф рассказывал настолько живо и с загадочной интонацией, что из головы моей вылетел конец этой несчастной истории.

— Напряжение было невыносимым. Князь вспотел до кончиков волос, меня тоже прошиб пот. Лепнин смотрел на происходящее с неподдельным ужасом, Балашов крестился. Альтберг раскраснелся так, что полоса от удара арапником почти не выделялась на щеке. Он трясущимися руками срезал колоду и уже был готов предъявить лоб, как распахнулась дверь и в залу вошла Варвара Федоровна, сестра князя. Однако никто не обратил на нее ни малейшего внимания.

— Так что же?! Не томите право, — мне не терпелось узнать, что за дьявольщина случилась в тот вечер.

— Альтберг предъявил трефового короля — у меня камень с души упал. Соником шла дама пик! Князь должен был выиграть! Он уже выдохнул с облегчением, спокойно перевернул свою карту, и… все увидели трефового короля!

— Как так?! — вырвалось у меня. — Такое решительно невозможно!

— Немец аж заплакал, а Варвара Федоровна тут же вышла, будто тень, как и не было ее вовсе. Я после перебрал всю колоду князя, но ни червонной дамы, ни трефового короля не нашел. И еще, кроме меня никто не видел в зале сестры князя! — продолжал граф.

Я не знал, как реагировать. В памяти, однако, всплыли фронтовые рассказы Овечкина о бабушке его: рассказывал он, что на старость лет ворожбой она увлекалась. А так как доводилось мне слышать от няни своей сказы о том, как перед смертью ведьмы передают силы детям или внукам, потому проникся я доверием к Чинскому.

— Так вы считаете… — начал я.