Месть в конверте

— Вчера он исчез на весь день. Пришел поздно, притащил большой чемодан. Вел себя как-то странно, как будто пьяный был, хотя я-то знаю, что после ранения он не пьет. Я спросила его: «Что в этом чемодане?» А он не ответил, только засмеялся нервно и сказал: «Все будет хорошо, моя девочка! Скоро все будет очень хорошо». Я начала плакать, тогда он принялся целовать меня и утешать. Потом мы занялись любовью. — Наташа покраснела.

«Стыдливая ты наша», — довольно зло подумала Галина.

— Я уснула, проспала несколько часов, потом проснулась оттого, что Вити рядом нет. Он заперся в маленькой комнате и, судя по звукам, что-то там мастерил. Впустить меня отказался. Потом я слышала, что у него начался приступ, а в моменты приступов он предпочитал быть один: стеснялся. Я постаралась снова уснуть, а когда проснулась, увидела, что его нигде нет, он ушел.

— Куда?

— Если бы я знала куда, — вздохнула Наташа. — Но я очень, очень за него волнуюсь. Я боюсь, что он затеял что-то страшное.

— Например?

— Мне кажется, он планирует какой-то большой, глобальный взрыв.

— А подробнее? — Внутри у старшего лейтенанта похолодело.

— Я ничего не знаю, Галечка, милая, поверьте. И пожалуйста, извините меня, что я вас обманывала. Это ужасно некрасиво, но я думала, так будет для него лучше.

— А для других?

— Что?

— Да так, ничего.

Ситуация становилась критической и требовала действия.

— Наташа, можно мне позвонить?

— Да-да, конечно!

Галя начала набирать номер Грязнова. Черт, начальник не отвечает. Но медлить нельзя. Следовательно, нужно звонить напрямую — самому Александру Борисовичу Турецкому.

Глава двадцатая

Какое хрупкое утро. Май, чудесный месяц май. Сегодня все свершится. Этот великий час наступил, и возмездие настигнет тех, кого оно должно настигнуть.

Мне немного трудно, но моя ненависть будет питать меня и не давать мне сдаться. Я ненавижу. Ненавижу свою мать, эту лживую и продажную женщину. Ненавижу эту женщину, которая погубила моего отца, одного из самых чистых людей, кого я знал.

Наверное, это ненормально — так ненавидеть собственную мать. Да, возможно. Значит, я — ненормален. Да это и немудрено: после всего, что я прошел в жизни, после моего ранения, моей контузии, разве можно оставаться нормальным? Иногда я спрашиваю себя: как же так? Ведь это именно она произвела меня на свет божий. Воспитывала — и, наверное, по-своему любила, пока я не наскучил ей и пока она не переключилась на своих любовников. Да! Все так. Именно поэтому я заплачу свою цену — страшную цену — за право отомстить за невинно погибшего отца. Я часть ее, я часть этой женщины, и я уйду вместе с ней. Я просто не имею права отпустить ее на тот свет, оставшись здесь. Нет-нет, мы уйдем вместе! Все должно быть по справедливости.

Я чувствую на себе эту волнующую тяжесть… Пояс шахида сработан наилучшим образом. О да! Арабские террористы просто дети и дилетанты по сравнению со мной. А я профессионал. Я изучил эту науку, нет, это искусство, отточил свое мастерство, и вот теперь настал мой звездный час! Как все-таки хорошо, что на черном рынке сегодня можно купить все, что угодно. И как удачно, что в нашем доме, точнее, в доме моего отца остались еще ценности, которые можно поменять на тротил.

Итак, все сделано очень качественно. Взрыватель выведен на маленький пульт, который я буду держать в руке, а на том пульте всего одна кнопка. И когда я нажму ее, мы взлетим в это прозрачное майское небо — я и эта женщина, — и там, наверху, я соединюсь с моим отцом. Это будет самая последняя и самая торжественная вспышка. Экстаз, феерия. Как говорят музыканты — кульминация. Обидно, что наверняка не обойдется без случайных жертв, но что поделать — а ля гер ком а ля гер. На войне как на войне. А война идет давно, просто не все это замечают. Здесь — мы, а там — они. Вот и все.

Хорошо и то, что во избежание неожиданностей я прикупил ствол — небольшой, удобный, привычный ПМ. Это на случай, если кто-то будет пытаться помешать мне совершить то, что я должен совершить.

Кого действительно жалко — так это Наташку. На кой черт она связалась со мной? И что она теперь будет делать? В участи вдовы мало веселого. Может быть, нужно было и ее взять с собой, туда? Но теперь, наверное, уже поздно.

Итак, осталось совсем немного. Я покидаю этот несправедливый мир, покидаю без сожаления, удовлетворенный тем, что я сделал, и тем, что собираюсь сделать. Да-да, мне действительно нисколько не жаль уходить, но просто я хочу напоследок запомнить это утро.

Это хрупкое майское утро.

Глава двадцать первая

В то хрупкое майское утро Лариса Евгеньевна Белянко проснулась раньше обычного. Что-то не ладилось у благополучной внешне и лишь слегка придавленной жизнью сорокалетней москвички. Что-то смутно томило ее, что-то беспокоило.