Месть в коричневой бумаге

– Ты идешь со мной или нет?

– Спасибо, останусь здесь ненадолго.

– Либо идешь…

– Либо ты никогда меня не простишь, между нами все кончено и так далее. Ох, детка. А было ли что-нибудь между нами? Раз нет веры, то и вообще ничего нету. Прощай, милый Рики. Можешь всю дорогу домой к Дженис воображать всякую пакость, которая, по твоему мнению, творилась вот в этой постели.

Он развернулся, промаршировал к двери, яростно захлопнул ее за собой.

Она попыталась улыбнуться мне, но улыбка вышла поистине жуткой. Губы не слушались.

– Надеюсь, не возражаете.., надеюсь, мне можно… – И тут рот раскрылся, она вскочила и с криком:

– Ох! А-а-а… У-у-у… – захромала в ванную.

Форт-Кортни приятное место, если ничего не иметь против бегающих в твою ванную плачущих женщин, ровно половина из которых хромые. Я выплеснул воду из ведерка для льда, насыпал из морозильника кубики. Хотел было выплеснуть и отравленный джин, потом передумал, завинтил крышку, поставил бутылку в темный угол стенного шкафа. Вытащил чистый стакан, откупорил вторую бутылку “Плимута” и налил себе. Когда она наконец вышла – ослабевшая, маленькая, подавленная, – предложил выпить.

– Спасибо, пожалуй, нет. Я лучше пойду.

– У тебя здесь машина?

– Нет. Меня Рик подбросил. Моя машина дома. Могу от администратора вызвать по телефону такси.

– Сядь на минутку, пока я допью. А потом отвезу домой.

– О'кей. – Она вытащила из своей сумочки сигареты и закурила. Подняла двумя пальцами пышный светло-рыжий парик, как огромное дохлое насекомое, бросила его на стол. – Пятнадцать девяносто восемь плюс налог, чтобы смахивать на секс-бомбу.

– Вышло неплохо.

– Бросьте. У меня веснушки, волосы как солома, короткие толстые ноги и большой зад. Вдобавок я неуклюжая. Вечно натыкаюсь на всякие предметы. И на людей. Вот уж повезло старушке нарваться на Рика Холтона. – Она поколебалась. – Ничего, если я передумаю насчет выпивки?

Я достал последний чистый стакан, налил, она взяла его, понесла к креслу.

– Спасибо. Хотя с какой стати вам оказывать мне услуги? После всего, что я с вами хотела проделать.

– Синдром вины. Я испортил ваш роман.

Она нахмурилась:

– Это больно. Я знаю. Когда ввязывалась, то знала, что будет больно. На самом деле вы ничего не испортили. Просто немножко ускорили конец. У него уже возникало желание с этим покончить. Искал крупную, серьезную причину. Господи, вы совершенно взбесили его!

– Я, по-моему, тоже немножко взбесился. Никак не мог понять ваших планов, пока не смошенничал. Она смотрела в стакан.

– Знаете что? Наверно, мне надо мертвецки напиться. У меня и от этого уж во рту онемело, так что много не понадобится.

– Будь как дома. Только не пой. – Я потянулся за ее стаканом, а она махнула рукой и пошла наливать сама.

– Ты точно не возражаешь, Макги? Пьяные женщины – настоящий кошмар. Я на станции “Скорой” работала и насмотрелась.

– Скажи, почему оба вы так уверены, что доктор не покончил с собой?

– Идеально здоровый, любил свою работу, исследования.

Энтузиаст, как дитя малое. И я знаю, как он относился к попыткам самоубийства. Ну, например, к случаям с женой Тома. Это просто его ошарашивало. У него в голове не укладывалось, как может человек лишить себя жизни.

– Он ею занимался?

– Оба раза. Причем обе попытки чуть не удались. Если б Том не подоспел, удались бы. Когда он не смог ее добудиться, позвонил доктору, тот велел быстро везти ее в реанимацию. Встретил их там, выкачал всю дрянь, дал стимуляторы, они стали водить ее, шлепали по щекам, не давали заснуть, пока опасность не миновала. В другой раз Тому пришлось выломать дверь в ванной. Она потеряла много крови. На левом запястье остались два.., пробных надреза, как их называют, когда человек не решается глубоко резать. А уже третий совсем глубокий. Конечно, из вены кровь течет медленней. У нее хорошая стандартная группа. Доктор Шерман влил четыре пинты крови и так хорошо обработал запястье, что теперь шрам, наверно, почти незаметный.

– Сообщили полиции?

– Ну да. Мы обязаны. По закону.

– Ты вообще не догадываешься, что все-таки могло доктора беспокоить?

– Ну, трудно сказать. Он не из тех, кто всегда одинаковый. Затевал новый проект и совсем замыкался, особенно если дела шли не слишком-то хорошо. Не хотел об этом говорить. Так что.., может быть, его что-то тревожило… Настроение у него было такое, будто что-то пошло неожиданным образом. Только я точно знаю, он с собой не покончил бы.

– При вскрытии не обнаружили ничего подозрительного?

– Например, что его сперва оглушили? Нет. Никаких признаков, никаких следов, кроме морфина, в такой дозе, что следами не назовешь.

Я глубоко погрузился в кресло, положил ноги на круглый пластиковый столик. После довольно продолжительного молчания взглянул на нее. Она смотрела на меня. Один глаз закрыт на треть, другой наполовину. Одна бровь поднялась, верхняя губа вздернулась, открывая довольно красивые зубы. Странная застывшая гримаса – не совсем ухмылка, не совсем насмешка.

– Эй! – хрипло вымолвила она, и я вдруг сообразил, что взгляд по ее задумке должен был быть эротическим и призывным. Это меня озадачило.