Месть в тротиловом эквиваленте

— Ладно. Но у нас и кроме уголовного розыска найдутся инстанции, которые горят желанием присмотреться к Скоморохову. Короче говоря, дело такое. Мне звонили из Москвы, сам командующий. К нему с официальным письмом обратились офицеры бригады, где раньше служил Скоморохов. ФСБ затребовала у штаба соединения подробнейшую характеристику на Скоморохова. Оттуда пришел перечень довольно хитрых вопросов. Любой ответ на какой угодно из них можно было бы повернуть и так и сяк. Но в штабе бригады просчитали ситуацию, вопросы проигнорировали, написали по-своему. Сейчас офицеры собирают деньги, чтобы нанять адвоката или детектива и провести частное, независимое расследование. В бригаде никто не верит в преступность подполковника. Командующий спросил, есть ли у меня возможность найти в городе человека, который смог бы обеспечить эффективную линию защиты или провести частное следствие. Памятуя, как мы недавно совместно работали, я взял на себя смелость и порекомендовал тебя. В прошлом расследовании ты проявил себя хорошо, хотя еще и не был капитаном частного сыска. Тогда тебе противостояли силы, какие найдутся далеко не в каждом областном центре. Надеюсь, что и сейчас справишься. Всю возможную помощь обещаю не я, ее гарантирует командующий. А это, как понимаешь, серьезно. Возьмешься?

— Конечно. Я уже чувствую себя почти боевым товарищем с подполковником Скоморохо-вым. Если за него готовы поручиться офицеры бригады, это автоматически значит, что этому человеку верит весь спецназ ГРУ. Во главе со своим командующим. Для меня дело чести провести такое расследование и добиться положительного результата. Возьмусь и обещаю, что приложу максимум старания, товарищ полковник! — объяснил я, возможно, с излишней, не присущей мне горячностью.

Но Быковский понял, что горячность эта от возмущения. Он, как и я, не одобрял обвинений, выдвинутых против заслуженного офицера спецназа.

— Тогда тебе придется подождать. Я сейчас позвоню в Москву, скажу, что ты берешься, и они перешлют нам личное дело Виктора Федоровича. Отправят его, конечно, шифрованной связью. Подобные документы можно пересылать только так или фельдъегерской связью. Второй вариант — вопрос нескольких дней, которых нам ситуацией не отпущено. Значит, пришлют, у нас расшифруют, потом только мне доложат. Познакомишься со Скомороховым сначала заочно, а потом и лично. Это, я считаю, обязательно. Если у тебя нет его адреса, то я найду. Ты сегодня же должен с ним встретиться. Все мне докладывай. А я буду сообщать командующему. Твоя работа на его прямом контроле. Если будут возникать осложнения, а они, вероятно, никуда не денутся, сразу обращайся ко мне. Постараемся решить любые вопросы. А для тебя это отличная возможность зарекомендовать себя с наилучшей стороны.

Это прозвучало так, словно мне в случае удачного выполнения работы пообещали вернуть должность командира роты. Приятно, хотя слегка тоскливо засосало где-то под ребрами. Но я уже знал, что после заключения медицинской комиссии перевернуть ситуацию уже не по силам даже командующему войсками спецназа ГРУ, у которого не настолько много власти, чтобы еще и медицинскими светилами вертеть.

Тем не менее стимул у меня и без того имелся высокий. Я готов был горы свернуть, чтобы показать командующему, какого спеца наша служба во мне потеряла. Нет, не просто офицера, умеющего воевать. Таких у нас много. Но и человека думающего, внимательного, умеющего делать выводы, адекватные ситуации. То есть квалифицированного военного разведчика. А хорошие мастера такого рода всегда в дефиците и в цене.

— Дополнительно я запросил досье на Ско-морохова в ФСБ. Там говорят, что тоже много чего против него имеют. Мне уже обещали передать эти материалы. Я чувствовал, что ты не откажешься помочь коллеге.

Личное дело подполковника Скоморохова было довольно объемным. В Москве его зашифровывали и передавали частями. Начальник шифровального отделения разведуправления приносил распечатанные тексты и вручал под роспись полковнику Быковскому, а тот, сам не читая, передавал их мне.

Я сидел за одним из свободных столов большого кабинета Быковского и предельно внимательно просматривал документы, потому как знал, что вынести их отсюда мне никто не позволит. Читать эти тексты дома в свое удовольствие, как увлекательный приключенческий роман, я никак не смогу.

По идее, будь я писателем, просто, ничего не придумывая, описывал бы армейскую жизнь подполковника Скоморохова. В итоге получилась бы увлекательная, абсолютно правдивая книга.

Признаться, я, боевой офицер, читал все это не просто с интересом, но даже с некоторой, не побоюсь признаться в этом, завистью. Но это чувство внушало мне только повышенное уважение к предмету моего интереса. В моей душе не возникало никакого негатива. Может быть, это следовало бы назвать не завистью, а как-то еще, но другого более-менее подходящего термина я просто не подобрал.