Месть Владигора

— Верно, только удачу я видел впереди. Да и узрите вы ее! — И прикоснулся Владигор к струнам гуслей, давая знак слепцам, что нужно прекратить игру.

— Узрим ли? — нагло усмехнулся Кудрич. — А не боишься, Владигор, что завтра или послезавтра явятся борейцы, которых ты даже не пытался разбить в чистом поле, убежал, словно заяц, оставив им все наши земли, пожитки и могилы предков?

Владигор, скрепя сердце, вынес и эту грубость, хоть и отметил про себя непозволительность тона дружинника.

— Нет, говорил же я вам не раз уже, что борейцы не оставят Ладор. Натешиться они им должны вначале, как муж молодой своей супругой. Да и не знают они, что мы близ Пустеня остановились. Обещаю вам, витязи, что через три дня возьмем мы Пустень!

— Каким же способом возьмем? — спросил Кудрич. — По лестницам полезем?

— Нет, не по лестницам. Я уже проведал: и ивняка здесь много, и глины, камней немало тоже. Как борейцы с Ладором поступили, так и мы с Пустенем разделаемся. Сегодня же приказ отдам плести корзины да нагружать их глиной и булыгами. За два дня построим мы три всхода, и каждому из нас придется всего лишь по одной корзине сделать да отнести ее к стене.

Владигор ждал, что его слова успокоят Бадягу и Кудрина, но они смотрели куда-то в сторону, и нечисты, неискренни были их взгляды.

— Княже, я вот что тебе скажу, — молвил Кудрич. — Если снова неудачей обернется твоя придумка, боюсь, что синегорцы совсем к тебе доверие потеряют. Подумай хорошо над словами моими. В них лишь забота о народе нашем говорит. Страшись: многое ты можешь потерять, вплоть до власти княжеской своей!

Не Владигор, а Любава со взором, помутившимся от ярости, ответила Кудричу:

— А не забыл ли ты, Кудрич, с кем говоришь? — поднялась она со скамьи. — Да как повернулся язык у тебя, крамольника, когда ты сомнения свои высказывал сыну Светозора? Или вспомнить можешь случай, когда князь Владигор народ свой оставлял в беде?! Ах, была бы моя воля, прочь выгнала бы я тебя! Человек ты не подневольный, ну так и беги туда, где служба посытнее да полегче будет! Не синегорец ты, коль против князя своего мутишь народ! Знаю, ходишь меж людьми да нашептываешь всем и каждому, что Владигор-де мудрость и силу потерял свою! Что, место княжеское тебе покоя не дает?

— Нет, княжна, не место, — не смутившись, Кудрич отвечал, — а судьба народа синегорского, обманувшегося, как многие уж понимают, в своем князе!

Встал с лавки и вышел, громко хлопнув дверью, буркнув на прощанье, что повелитель слух свой услаждает рассказами и пением сказителей, а о людях и не радеет.

Если бы могли подданные синегорского князя заглянуть в душу своего правителя, то нашли бы они там смятение. Обескуражен был сильно Владигор неудачей с поджогом пустеньской стены, а поэтому и медлил с устройством всходов. Догадывался князь, что если прежде приходилось ему сражаться в честном, богатырском бою, то теперь одолевало его действие каких-то чар, злых и беспощадных, с которыми бороться было так трудно, как будто исчерпал он мудрость, дарованную ему Белуном. Думалось Владигору: неужто белый чародей, учитель, оставил меня, воспитанника своего, чтобы дать мне проверить свои силы? Лишь враждебность по отношению к себе ощущал Владигор среди подданных, чувствовал, что почти не доверяют ему, корят за покинутый Ладор. А за стенами Пустеня, знал Владигор, что-то черное и злое готовилось порушить все замыслы его, и Пустень, казавшийся вначале почти что беззащитным, представлялся Владигору мощной и неодолимой крепостью. Но город этот нужно было взять во что бы то ни стало.

Утром следующего дня Владигор распорядился:

— Пусть каждый синегорец, от мала до велика, плетет корзины. Повсюду много ивняка, так что не отговоритесь, что не из чего плести! После сотские, десятские вам укажут место, где нашел я глину, камни. Пусть в корзины укладывают их, и никто из пустеньцев наши всходы сломать не сможет, пусть бы сам Крас явился им на помощь.

Засуетились синегорцы. Издавна в Ладоре процветал корзинный промысел, поэтому никого не пришлось учить этому ремеслу. К вечеру целая гора корзин, прочных, плотных, на совесть сплетенных из уже наливавшейся весенним соком лозы, громоздилась близ избушки князя. Сам пересчитал корзины Владигор — оказалось их шесть с половиной тысяч.

— Ну, добро, добро! — воодушевился князь. — В достатке ли лопаты и заступы? — спрашивал у сотских и десятских, представивших ему работу.

— В достаточном количестве имеем, — отвечал за всех сотский Пересвет, высоченный малый, даже в мирные дни не снимавший с себя кольчугу и шелом, всегда ходивший при мече, а из-за пояса у него торчал еще огромный нож без ножен и мотался у бедра тяжелый шар кистеня, утыканного острыми шипами, скрепленный с короткой рукояткой. — Да только, полагаю, лопат не много нужно будет. Здесь нашли мы множество камней. Глина только связующим раствором станет, чтобы в случае оказии какой не разрушили борейцы наших плетеных «кирпичей».

— Может, на огне маленько глину подсушить, когда ляжет она меж камней? — дал подсказку Владигор.