— Тысячу проклятий на тебя, Рыжая! — с ненавистью бросает Халима. — Я так и знала, что ты испортишь нам всю церемонию. Ну почему боги при рождении не укоротили тебе твой болтливый язык?! Теперь нам придется начинать все заново. А нынешней ночью положение звезд безнадежно упущено… Так что еще четверо останутся без назначения до завтрашнего дня. И все из-за тебя!
В обычное время Соня, разумеется, огрызнулась бы, не позволила жрице отчитывать себя, словно нашкодившую девчонку, но нынче, то ли потому, что она и впрямь виновата, ибо ее предупреждали о строжайшем запрете нарушать церемонию какими-нибудь возгласами, либо потому что она до сих пор не оправилась от явленного ей видения…
Соня молчит. И даже, выждав какое-то время, смущенно произносит:
— Извини, Халима, мне жаль, что так получилось. Я и сама не ожидала… Могу ли я как-то поправить дело?..
Но старшую жрицу так просто не улестить. Черные брови сдвигаются в единую линию на переносице, она презрительно окидывает Соню взглядом, а затем цедит сквозь зубы:
— Ты нарочно это подстроила, я знаю. Ну ничего, тебе же хуже! Посмотрим, каково будет сладить с Муиром… Уж он устроит тебе сладкую жизнь! — И, криво усмехнувшись, призывно кличет: — Эй, стража, сюда.
В одном из тех двоих, что немедленно являются на зов Халимы, Соня узнает Стевара. Но у того сейчас сосредоточенное, застывшее лицо чужака, словно морда геральдического зверя на парадном щите… Красивая, ничего не выражающая маска.
— Препроводите нашу драгоценную Соню в покои Разары, — велит им Халима. — Мы поговорим с ней там. И следите, чтобы Муира не допустили к ней до времени.
Оба стражника безмолвно склоняют голову, берут Соню под локти. Она, впрочем, даже не думает сопротивляться. Во взглядах воинов, которые, осознав, что продолжения церемонии сегодня не будет, начинают подниматься с места, и перешептываясь, тянутся к выходу из храма, читается любопытство и сочувствие. Сейчас Соню раздражает и то, и другое.
Лицо Разары, изжелта-бледное, похожее на кусок смятого пергамента, как обычно, не выражает ничего. Черные птичьи глаза прикрыты полупрозрачными веками. Ее хрупкая фигурка кажется частью огромного кресла-трона, словно барельеф, высеченный на поверхности. Но Соня не тешит себя иллюзиями. Перед ней истинная владычица Логова, та, кто держит в сморщенном старушечьем кулаке все нити их жизней.
Халима, как бы она ни пыжилась и ни кичилась своей не столь давно обретенной властью верховной жрицы, тоже сознает это. И потому почтительно кланяется Разаре и молчит в ожидании, когда та первая обратится к своей помощнице. Старуха некоторое время жует губами, затем недовольно шелестит:
— Ну, что там еще у вас стряслось? Неужели так необходимо было поднимать меня среди ночи. Мы ведь кажется все уже обсудили. Обо всем договорились..
— Да, моя госпожа, — Халима одновременно старается изобразить и полное подчинение, и негодование. — Но эта ваша любимица, — она гневно тычет ухоженным пальчиком в Соню, — как обычно, все перевернула. Надсмеялась над оракулом! Испортила торжественную церемонию!..
Ведьма вскидывает редкие седые брови, устремляя пристальный взгляд на Соню. В глазах ее скорее сквозит лукавство, нежели гнев, но воительница все равно невольно ежится. Разара из тех, кто способен убить, не испытывая ни тени гнева или ярости. Ей довольно и простого негодования.
— И что же ты натворила на этот раз, девчонка? — Голос хозяйки Логова подобен шелесту холодного осеннего ветра в опавшей листве, и Соня невольно ежится вновь, точно ощутив его промозглое прикосновение.
— Я не хотела ничего дурного, просто вслух сказала о том, какую вытащила кость, — неуверенно произносит она.
— Да! А ведь я их предупреждала заранее, — выкрикивает Халима, — что нельзя ни в коем случае раскрывать рта, пока не выйдешь за порог Храма, и уж тем более, что никому и ни при каких условиях нельзя открывать тайну своего назначения. Вспомните, госпожа моя… — она с мольбой взирает на Разару. — Вы ведь сами сказали им то же самое, когда собирали всех во дворе!
На сей раз Соня уже не выдерживает. Ка-кое-то время она еще в силах терпеть несправедливость, но это уже переходит все границы.
— Я, может, конечно и не права, но церемонию вашу треклятую нарушила отнюдь не я… спросите у своего щенка! — Она с ненавистью смотрит на Муира, который жмется у Халимы за спиной. — Что ему вздумалось вопить на весь храм?! Именно когда он принялся биться в корчах, точно припадочный, все остальные пришли в себя, и огонь начал гаснуть. Когда я просто сказала про Шакала, ничего не произошло.
Утомленная собственной вспышкой, она замолкает, чтобы перехватить дыхание, тогда как Разара впервые за все время смотрит на нее с неподдельным интересом.
— А, Шакал… Он все же достался тебе? Почему-то мне казалось, что так оно и будет, хотя, конечно, это странно… Там гораздо лучше справился бы кто-нибудь вроде Тарквина. — Разара легонько поводит тощими плечами, и складки на ее одеянии опадают, словно сухой пепел. — Впрочем, такова воля Волчицы. Не нам идти против ее высочайшей мудрости.