Месть волчицы

Как выясняется, на этом постоялом дворе, незатейливо именуемым «У трех сосен», Соне не раз уже доводилось останавливаться. Впрочем, сама бы она должно быть и не вспомнила об этом, — мало ли было подобных заведений на ее жизненном пути! — но хозяин, седобородый низкорослый крепыш, едва достающий Соне до подмышки, завидев рыжеволосую воительницу, с радостным возгласом устремляется ей навстречу. Из его сбивчивых приветственных речей, расшаркиваний и заверений в вечной преданности, она заключает, что, как видно, в последний раз была здесь при деньгах и в хорошем настроении, оттого и запомнилась к кабатчику как неплохая клиентка.

Усмехнувшись, Соня позволяет проводить себя в общую залу, проследив предварительно, чтобы мальчишка-конюший тут же, не отлынивая, позаботился о ее лошади. Сзади в ворота вваливается взмокший Муир, у которого, словно у загнанного одра, едва ли не идет пена изо рта.

Но на него никто не обращает внимания, ибо кабатчик занят одной лишь Соней, так что ему приходится самому расседлывать жеребца, на трясущихся ногах заводить его в стойло, и уж потом отправляться на ужин.

Оказавшись внутри, в небольшой зале, хорошо освещенной, несмотря на клубы дыма, он, по счастью, даже не пытается присоединиться к Соне, которая с наслаждением угощается принесенным хозяином элем, в ожидании горячего, — а, неуверенно пошатываясь, идет к свободному столу, недалеко от огромного очага, над которым булькает котел с похлебкой.

Там Муир и усаживается, а вскоре рядом пристраиваются и новые посетители, трое не то зажиточных крестьян, не то небогатых купчишек, ездивших, должно быть, на ближайшую ярмарку.

Вообще, постоялый двор полон, и Соне остается лишь порадоваться за хозяина, у которого дела в эту пору идут, видимо, неплохо. Впрочем, осень — время ярмарок, базаров и оживленной торговли. В это время на дорогах всегда полно людей. Торговцы везут товар на продажу, наемники бродят из города в город, стремясь до наступления холодов, подыскать себе теплое местечко на службе у какого-нибудь вельможи, чтобы не пришлось зиму коротать на большой дороге. Крестьяне, собрав урожай, везут вино, зерно и мясо, в город или к ближайшим скупщикам… Точно так же торопятся до зимы завершить свои дела коробейники, ищут пристанища певцы и менестрели, — в общем, осень для кабатчика самое милое время,

С удовольствием поглощая сытную жирную мясную похлебку, которую с поклоном поставил перед ней сам хозяин, не доверяя обслуживание почетной гостьи своим мальчишкам-подавальщикам, Соня исподволь окидывает зал взглядом, впрочем, без особого любопытства. Знакомых как будто бы никого, и точно так же она не видит людей, которых следовало бы опасаться. Рыжеволосая женщина в мужской одежде и с мечом на поясе тоже не привлекает особого внимания завсегдатаев. Первые несколько мгновений народ еще косился в ее сторону, но сейчас никто не смотрит, не перешептывается, все оставили ее в покое, занятые едой, выпивкой, игрой в кости и разговорами.

Соня этому рада. Если и есть что-то, чего она совершенно не переносит в этой жизни, то это глупых нелепых стычек в тавернах и на постоялых дворах.

…Однако, похоже, она рано радовалась. Все же кто-то обратил на нее столь нежелательное внимание, и это оказались никто иные, как трое типов, сидевших за одним столом с Муиром. Насколько Соня может судить, сейчас он ни о чем не разговаривает с ними и никоим образом их не подначивает, сидит, словно происходящее его не касается, лениво ковыряясь ложкой в тарелке. Но Соня, что называется, нутром чует… без жреца тут не обошлось.

А трое купчиков уже расходятся вовсю, подбадривая один другого, переталкиваются локтями, скалят скверные зубы, оборачиваются к Соне, бормочут что-то неразборчивое, сально гыкая, и явно ждут только того, чтобы у кого-то из троицы достало силенок и отваги первому подняться с места и начать представление.

Подобравшись, Соня с усталым вздохом кладет руку на крестовину меча. Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет…

Купчишки не заставляют себя долго ждать. Первым поднимается один, тощий, жилистый, с бугристым носом, похожим на гроздь красного винограда, и глазками-бусинками, затаившимися глубоко под сросшимися бровями.

Пошатываясь, через весь зал он направляется к Соне и, оказавшись у самого ее стола, с усилием опирается руками о столешницу, и наклоняется, дыша ей в лицо перегаром.

— А что, красотка, ночи-то какие холодные! Мерзнешь, поди-ка, без мужика-то…