Месть. Все включено

– А я думал, ты немой, – парировал Андрей. Поймал злобный косяк черных, похожих на разрезы глаз и отвернулся, принявшись изучать Чатыр-даг, чей выточенный тысячелетними усилиями природы каменный пик буравил облака титаническим обелиском. Чтобы разглядеть вершину с парой орлов, издали казавшихся черточками, довелось вывернуть шею. Посмотрев налево, Бандура присвистнул. Гигантские глыбы, разбросанные по южному отрогу Демерджи, выглядели величественными, зловещими и, вместе с тем, нереальными. Как будто их дорисовали грифелем.

– Камни Гингемы, – пробормотал Андрей, на которого заколдованные злой волшебницей камни из сказки Волкова в детстве произвели неизгладимое впечатление.

– Чего ты сказал? – спросил Рыжий.

– Ничего.

У смотровой площадки стояли красные экскурсионные «Икарусы». У родника выстроилась очередь.

– Воды бы, – сказал Бандура.

– На точке напьешься, – буркнул Рыжий.

Вскоре перед ними простерлась широкая долина, огромный зеленый треугольник, основанием к морю. Оно виднелось на горизонте, в виде сливающейся с небом полосы.

– Море, – вздохнул Андрей, поддавшись целой гамме чувств, знакомых каждому, кто видит море главным образом на картинках или экране телевизора.

Окрестности Алушты оказались бесконечными виноградниками. Потом утыканные столбами с лозой поля отступили, вытесненные палисадниками частного сектора, кое-где разбавленного хрущевками. Они были в Алуште.

На кольцевой автомобильной развязке Ногай свернул направо, дорога пошла в гору. Оставшиеся слева городские кварталы были застроены типовыми, по-советски унылыми панельными многоэтажками, выглядевшими привлекательно благодаря живописному рельефу. Суша застывшими волнами скатывалась к морю. У самого берега теснились серые корпуса пансионатов, Андрею они напомнили очередь. В просветах между крышами синела поверхность воды, исчерканная многочисленными барашками. От причала отвалил теплоход, на верхней палубе стояли туристы.

По мере того, как «БМВ» карабкалась в гору, панорама города-курорта отступала назад. Справа и слева снова потянулись виноградники, разбитые на крутых склонах.

– Долго еще? – спросил Андрей.

Рыжий хотел ответить, но не успел – на поясе чирикнула рация. Встрепенувшись, он поднес трубку к уху:

– Да, – сказал Рыжий, – Встретили. Уже за Алуштой тулим. – Он слушал примерно минуту. – Понял, Леня. Ни х… себе. Ну и дела… Понял, сделаем.

* * *

– Понял меня или нет?! – цедил в рацию Витряков. Его палец нервно подрагивал на кнопке, будто та была спусковым крючком. – Планы поменялись, Рыжий. Давай, короче, на старую дорогу, найди, б-дь на х… место, и кончай пидера. Камнями забросай, и сюда. Как понял меня, прием?!

– Понял, – донесся сквозь вихрь статических помех немного растерянный голос Рыжего. – Понял, Леня, сделаем.

Оборвав связь, Витряков повесил на пояс рацию и еще раз осмотрел бунгало.

Картина была ужасной и даже Лене, невпечатлительному по натуре и навидавшемуся всякого, было не по себе. Оба телохранителя Бонифацкого, Белый и Желтый, прозванные так соответственно цветам кимоно, которые они таскали на тренировках, стояли с вытянувшимися, зелеными физиономиями.

– Идите, б-дь на х… проблюйтесь, – со сдержанной злобой посоветовал Витряков.

Боник, только заглянув в хижину, предпочел остаться снаружи, и теперь бледный, как смерть, курил на крыльце.

«Слизняки», – Витряков отступил на шаг, споткнулся о ногу Забинтованного и едва не растянулся на полу. Доски лоснились от крови и казались скользкими, как каток. Громко выматерившись, Леня переступил через труп. Забинтованный лежал ничком, уткнувшись лбом в пол. Из его спины, словно мачта, торчала рукоять складного ножа, украшенная изображением пантеры. Поза не оставляла сомнений в том, что убийца застал жертву врасплох. Покойник буквально плавал в крови.

«Из доходяги кровяхи натекло, – боров, б-дь на х… отдыхает», – отметил Витряков, не спеша переворачивать тело. Холодная ярость притупила в нем чувство тошноты. Ступая осторожно, чтобы не запачкаться, он двинулся в дальнюю часть гостиной. Окна оставались зашторенными, в комнате царил полумрак. Под ногами скрипели осколки, повсюду царил невероятный разгром, свидетельствовавший о жестокости схватки, судя по всему, проигранной людьми Витрякова вчистую.

Бутерброд валялся за развалившимся плательным шкафом, подвернув голые волосатые ноги. Из одежды на нем была только задранная до груди майка и черные акриловые носки. Один целый, второй с дыркой, из которой выглядывал большой палец.

– Что тут за херня случилась, а? – пробормотал Леня. – Это, б-дь, на х… кто такой?

Он не сразу узнал Бутерброда. Синее, изуродованное лицо больше напоминало маску. Левый глаз был выбит и висел на длинной розовой прожилке. Орудие убийства, буковая ножка от стола, с прилипшими на ней волосами, валялась в метре от тела.

– Пипец…