Месть за обман

– Не стесняйся. Чего ты боишься? Не хочешь выделяться? А кто к новому году нарисовал в актовом зале панно на всю стену? – приблизилась Женя Живкова. – Когда мы моем с тобой пол в классе, ты насвистываешь мне мелодии арий, чтобы я отгадывала. Ты знаешь оперы и оперетты. Ты знаешь все новые популярные песни. Чего боишься и прячешься, как ёжик в клубок? Вы с Сергеем тратите много времени, занимаясь со своими пионерами. А нам это не надо. Мы думаем о себе. У вас какой-то свой язык, вы придумывает шифры. Я тоже читала рассказ «Пляшущие человечки». Шифров никаких не придумала.

Подростки посмотрели друг на друга, молча пошли к манящим сопкам…

Глава третья

– Они какие-то странные. Даже танцевать не хотят учиться, – сказала Аня Овечкина. – Но их таскали к директору. Они на школьной линейке протестовали против стиляжничества. А нам всеравно. Мы только болтаем. Спаянные стесняются, но не боятся сказать то, что думают. Ты, Женька, говоришь, что Иван застенчивый, а только он сказал на уроке, что коммунизма не будет. Может быть, так считают и другие, но молчат. Зачем высовываться?

– Стасик сказал, что он хочет стать путешественником, а Спаянные уже копят деньги, чтобы поехать куда-то на север, – сказала Таня Мурашкина. – Давайте вместе поедем всем классом «открывать новые земли». …Подслушала. Так вышло. Нечаянно. Они не видели меня. В четверг тебя пригласил к себе директор. Расскажи. По поводу коммунизма?

– Так. Спрашивал о том, как в раздевалках оборвали вешалки у пальто, – сказал Иван. – Ничего мы не протестовали. Шаровары, как шаровары.

– Ты всерьёз думаешь, что коммунизма никогда не будет, что партия и правительство лгут народу? – тихо спросил староста. – А ты один говоришь правду? Так не бывает. Курс партии верный, потому что точный. Не нам его обсуждать. Придётся принимать меры. Из пионеров нужно исключать. Но вы столько делаете полезного для класса, для школы, что и незнаю… Пока вы ещё глупые, повторяете чьи-то вражеские голоса. Радио зарубежное слушаете по ночам? Нужно, чтобы покаялся и взял свои слова обратно. Вносят в детские головы сомнения и ересь.

Школьники не смотрели друг на друга. Опускали глаза. Они чего-то боялись.

– Не в чем мне каяться. – Сказал нехотя Иван. – Если вы достойны коммунизма, если вы очень сознательные, тогда почему не убираете свой класс? Почему отлыниваете от общественных поручений? Хотите только получать? Кто будет работать, создавая для вас космические корабли, строя квартиры. Вы же боитесь испачкать ручки? Кто вам будет строить коммунизм? Значит, его не будет.

– Раз партия обещает, значит построим. Нужно верить.

– Валя, у тебя дома уже давно коммунизм, – сказал Лёвка Брусилов. – Поэтому ты такой уверенный. Сам ты только на собраниях цитатами из газет бросаешься.

– Не спорьте. Мы тут ничего не решим. Поживём и увидим, – резко сказал Дуднев, зашнуровывая мяч. – Мы приехали отдыхать? Не диспуты проводить. Валя, сегодня много стал шутить. Это воздух пьянит. Маёвки нам рано устраивать.

– Отец сказал, что ревизовать политику партии мог только скрытый враг. Это подрыв политики партии. За такие слова нужно исключать из школы.

– Иван, как ты мог поднять руку на самое святое, что у нас есть, – полушутливо сказала Колесникова, и посмотрела в сторону Поморцева. – Тебя староста не примет в комсомол.

Восьмиклассники стояли у ручья, смотрели друг на друга, словно впервые увидели. Они не думали, что пройдут годы, и они перейдут в другие классы, в иные попадут школы. Они вырастут. Им придётся заботиться о детях, не всегда своих. Они вспомнят о вылазке на природу. Повзрослев, убедятся, что коммунизм у них был, когда ходили в школу. Не такой, какой предлагали, но вполне приличный.

– Утопия, всегда утопия, – сказал нехотя Крохин. – Сказки о кисельных берегах и молодильных яблоках мне читали в детстве. Я долго верил, что скатерти-самобранки только в сказках существуют. Недавно сообразил, что они есть, но вот только не у всех дома постелены. Коммунизм построили. Но не для всех. Иван плохо читает газеты.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ.

О Красной книге коммунизме и репетиторстве.

Глава первая.

Бабкин не чувствовал себя героем, а где-то в глубине души поселился мохнатый страх. Он возник не тогда, две недели назад, когда его вызвал к доске Николай Николаевич, а после того, как позавчера его на уроке химии вызвала из класса старшая пионервожатая.

Плоские бело-серые облака, напоминающие льдины, кипели в небе над городом. Иногда они зацеплялись за солнце, тогда густые золотые лучи били вниз унылыми потоками. По склонам горок тревожно елозили тени. Дуднев уверенно вёл класс к заветному распадку, где, по его словам, постелен ковёр из оранжевых огоньков.

– Стасик, ты заблудился, – рассмеялась с высоты баскетбольного роста Маша Букавникова.

– Между прочим, – остановился Валентин Поморцев, – жарки занесены в Красную книгу.