Месть за победу — новая война

В-третьих, программа международной финансовой глобализации не удалась. Япония застыла с 1990 года, а в 1998 г. обнажилась уязвимость тихоокеанских «тигров», Мексики, Аргентины, Индонезии и, конечно, России. Выдвигаемый в качестве схемы мировой финансовой либерализации т. н. «вашингтонский консенсус» оказался губительным для возникающих и растущих экономик Азии и Латинской Америки. Ведущие страны начали очередной виток протекционизма. Одна только «стальная» война вызвала резкое отчуждение Соединенных Штатов и Европейского союза, России, Японии, Южной Кореи, Бразилии. Китай стал чрезвычайно притягательным направлением японских капиталов и товаров, и здесь на наших глазах возникает восточноазиатское экономическое сообщество, которое в будущем бросит новый вызов Америке. В результате есть немало оснований утверждать, что США сегодня пользуются меньшим влиянием, чем десятилетие назад, — и этот баланс продолжает меняться не в пользу Америки — в основном из–за того, что американский рынок ослабляет свою значимость для местных стран и в свете растущей зависимости Америки от иностранного капитала.

В-четвертых, ныне более 50 % готовых товаров и продуктов, потребляемых Соединенными Штатами, импортируется (рост с 31 % в 1887 г.). США ныне нуждаются в 600 млрд долл. ежегодно, чтобы оплатить этот импорт и покрыть дефицит внешней торговли. Америка как бы повторяет судьбу имперской Британии, которая в 1913 г. экспортировала огромные объемы капитала — 9 % своего валового продукта, финансируя Соединенные Штаты, Канаду, Австралию, Аргентину, а после Первой мировой войны превратилась в должника. Подобным же образом США после Второй мировой войны инвестировали во весь мир. А ныне Америка импортирует 6 % своего валового внутреннего продукта, черпая капитал не только из богатых Западной Европы и Японии, но даже из относительно бедных экономик. В текущее время Центральный банк Китая стал крупнейшим покупателем ценных бумаг министерства финансов США и совместно с Японским центральным банком обеспечивает почти 45 % текущего дефицита расчетов США. Международный долг США дошел до 30 % внутреннего валового продукта. Такой уровень внешнего долга обычно характерен для слаборазвитых стран — он делает страну–должника зависимой от экономических решений, принимаемых другими. (А Западная Европа увеличивает экспорт капитала, обретая все большее влияние на такие страны, как Россия, Бразилия, Турция.)

В-пятых, геополитики в Вашингтоне преувеличивают значение военной силы. Развитые страны мира не видят сегодня на горизонте военной угрозы. Электронно–космическая мощь США заставляет вспомнить поговорку: не стреляй из пушки по воробьям. При этом, инвестируя в свою военную мощь, Соединенные Штаты подрывают другие элементы своего могущества. Вооруженные силы могут сражаться, но им не под силу полицейские функции или меры по поддержанию мира. При этом огромный развивающийся мир никак не ощущает блага американского доминирования. Напомним, что США находятся на последнем месте среди стран — членов Организации экономического сотрудничества и развития по доле средств, выделяемых на экономическую помощь другим странам, — одна семнадцатая доля военного бюджета США. И американская помощь четко концентрируется всего на нескольких странах: Израиль, Египет, Колумбия и Иордания. США сегодня не могут ничего предложить многим важным странам. Результат: Вашингтон не смог «уговорить» голосовать за свой проект по Ираку даже такие относительно близкие себе страны, как Мексика и Чили, не говоря уже о Гвинее и Камеруне.

В-шестых, центром приложения американской силы стала не Западная Европа и не Восточная Азия (подлинные силовые центры мира), а прежде маргинальный Средний и Ближний Восток — от Бишкека до Йемена, от Каира до Исламабада. По существу, это означает, что Америка взваливает на себя ношу, которая никому не по плечу (демократизация арабского мира, индустриализация кочевых народов, построение наций на месте племенных союзов и т. п.). При этом американцы помогают Египту и Иордании с непосредственной целью предотвратить их помощь палестинцам, сокрушить демократическое движение в этих странах, обеспечить их связи с дружественными американцам феодалами Персидского залива. Может быть, в этих усилиях и можно увидеть благородную цель, но едва ли реалистичную. Ведь большая стратегия — это всегда создание шкалы приоритетов; а такая шкала, на которой исламский Восток значит для Америки больше Европы, едва ли делает честь самим стратегам. Мудрое ли это приложение американской мощи? Не важнее ли Ближнего Востока достижение дружественности с Россией, с Китаем, с Индией? Попытка укрепить глобальное лидерство посредством активизации на Ближнем Востоке — иллюзия или неверный расчет. Имперские увертюры в арабском мире способны лишь ослабить США в ключевой евро–восточноазиатской зоне.