Месть женщины

— Этот парень тоже стал у нас бывать. Он учился в Щукинском и уже играл в спектаклях. Обратил внимание, какая у него романтическая внешность? В тот период я увлекалась Байроном, и Алеша казался мне настоящим Манфредом. Женщины сходили по нему с ума, но я никогда не видела, чтобы он оказывал им какие-то особые знаки внимания, кроме обычной вежливости и предупредительности. Я играла ему на скрипке «Ave, Maria» и «Каприсы» Паганини — он сам просил об этом, хотя особой любви к серьезной музыке не проявлял. Еще он бегал за мной по комнатам, громко топая ногами и строя рожи, даже залезал под стол. А однажды спрятался на антресолях и спрыгнул оттуда прямо на меня. С ним было по-детски весело и легко. Знаешь, наверное, как хорошо быть беззаботным среди всеобщих забот, шаловливым ребенком среди серьезных и печальных взрослых. Но вдруг Алеша исчез. Я ждала его день, неделю, месяц. Спросить у мамы боялась — страшно было произнести вслух его имя. Было больно и сладко одновременно. И с каждым днем становилось все больней и больней. Заметив мое состояние, мама сказала однажды:

— Кажется, ты в Алешку влюбилась. Хороший мальчик, да только он…

Она замялась почему-то и покраснела.

— Что он? — смело потребовала я. — Кого-то полюбил?

— Мне кажется, да. Но тебе не стоит ревновать, — говорила мама, глядя куда-то мимо меня. — Потому что он любит… Олега.

Олег был давним другом нашего дома. Я любила его как отца, тем более что мама никогда не говорила мне, кто мой отец — она родила меня очень рано, когда еще не была замужем.

— Ну и что? У них настоящая крепкая дружба, — возразила я. — Олег ведь мужчина, а…

— А ты маленькая глупышка, — сказала мама, игриво взлохматив мои волосы. — Следовало бы объяснить тебе все, как есть, но у меня язык не поворачивается открывать перед тобой изнанку жизни. Хотя, быть может, это никакая и не изнанка — Бог или кто-то там еще создал мужчин и женщин, но случается и так, что рождается вдруг мужчина с женской душой. И его тогда тянет к другим мужчинам.

— Знаю. Это называется дружбой, — наивно сказала я.

— Деточка моя, это называется гомосексуальностью. Запомни это раз и навсегда. Твоему Алеше не нужны женщины — ему нужны только мужчины. Пускай сейчас ты ощутишь боль и глубокое разочарование, но лучше сейчас, чем потом, когда уже будет поздно изменить что-либо в твоей душе.

И мама подробно и без обиняков рассказала мне, четырнадцатилетнему подростку, как это происходит у мужчины с мужчиной. Заодно просветила насчет однополой — женской — любви, заключив свой рассказ словами:

— Среди них есть замечательные люди, немало по-настоящему талантливых. У меня много подруг и друзей из их круга, но более тесного общения с ними я себе никогда не позволяла. Уж лучше спать с обыкновенными, не примечательными никакими особыми талантами мужчинами и чувствовать себя стопроцентной женщиной, чем… Словом, с ними можно запросто свихнуться. Это какой-то странный излом души и разума тоже. Избави тебя, Господи, девочка моя, от подобного испытания.

Я молчала, не в силах произнести что-либо членораздельное. Я поверила матери разумом, но душа и сердце отказывались верить услышанному. И я ушла в себя. Раздобыла «Люди лунного света» Розанова, лила над этой книжкой слезы отчаяния и какого-то болезненного счастья. Она еще сильней подогрела во мне любовь. Помнишь, там сказано: «Он, то есть содомит, третий человек около Адама и Евы, в сущности, — это тот «Адам», из которого еще не вышла Ева; первый полный Адам. Он древнее того «первого человека, который начал размножаться». Он смотрит на мир более древним глазом; несет в натуре своей более древние залога, помнит более древние сказки мира и более древние сказки земли…» И так далее. Моя любовь, наверное, достигла своего наивысшего накала. Думаю, ты не представляешь себе, что такое первая любовь девочки-подростка, выросшей на литературе, музыке, театре. Это какой-то котел, где все увиденное, услышанное, подсмотренное, придуманное и так далее превращается в одну-единственную энергию — энергию чистой, наивной, безоглядной любви.

Алеша появился снова через месяц и двадцать дней. Я заметила в нем странную взбудоражившую меня перемену. В нем бурлила какая-то энергия, выплескиваясь нежностью, которой он одаривал меня на каждом шагу. Это была странная нежность — взглядов, прикосновений, робких полуобъятий, от которых меня пронизывало током высокого напряжения. Он жался ко мне, словно ища моей защиты. Я была на седьмом небе от счастья — зов плоти во мне был еще очень слаб и неясен. Я играла ему на скрипке, потом мы гонялись друг за другом по квартире точно маленькие. Это было волшебное время. Моя жизнь превратилась в вечный праздник. Я расцвела, похорошела. За какой-то месяц округлилась фигура, хоть я все еще и оставалась девочкой-подростком, появился загадочный блеск в глазах. Мама смотрела на меня и тайком вздыхала. Я сказала ей как-то: «Вот посмотришь — я обязательно обращу его в мою веру. Он сам сказал мне, что нет и не может быть ничего прекрасней любви двух юных сердец».