Месть женщины

Помимо собственной воли он оказался вовлеченным в странную игру. Его ждет фиаско при любом раскладе фишек. То есть он потеряет, если уже не потерял, Марию.

Он сидел в баре отеля и накачивался водкой. Чем скорее возьмет его хмель, тем лучше. Хмель его не брал, а вместо этого начинало ломить в затылке. Последнее время у него часто ломило в затылке.

Чертовы французы. Все, как один, помешаны на любви — тискаются, целуются, а то и вовсе занимаются сексом у всех на виду. Это действует на нервы, когда у самого тебя с этим делом проблемы. Они с Марией поселились в разных комнатах. Она ласкова, доброжелательна и заботлива, но к себе не пускает. Он бы мог это понять, наверное, если бы у Марии кто-то был. Но ведь он знает, что у нее нет никакого.

Франческо поднял голову и посмотрел в зеркало над стойкой. Девица в красной шелковой кофточке мигнула ему откуда-то из-за плеча и, выпятив высокую, обтянутую тонкой материей грудь, пустила в потолок струю дыма. Франческо понял вдруг, что хочет эту девицу. Это открытие его смутило и раздосадовало — хотелось, несмотря ни на что, сохранить верность Марии.

Он сделал жест бармену и велел принести еще водки. Лучше надраться до бесчувствия, чем превратиться в грязное одноклеточное животное. Черт, за то, чтобы просто прижаться к Марии, положить голову ей на плечо, вдохнуть такой родной запах ее волос, кожи, он отдал бы сейчас все, все. Но ведь было же время, когда она так любила его и желала…

Будь проклята эта толстожопая Лила! И этот техасский бугай с его вонючими миллионами!

Франческо хряснул кулаком по стойке. На короткое мгновение в баре воцарилась тишина. Потом все пошло обычным чередом.

— Мсье, мне кажется, вам достаточно, — сказал бармен. — Я принесу вам апельсинового сока со льдом.

— Va fan cullo^[19], — сказал Франко бармену. — Уж извини, но я не знаю, как это звучит по-вашему.

— Мсье, завтра у вас будет болеть голова, — невозмутимо продолжал бармен. — Да и мадам расстроится, если вы выпьете лишнего.

— Ты ошибаешься, приятель: мадам нет до меня никакого дела. Ну-ка, неси еще водки. И вели всех свистать наверх. Словом, скажи им всем, — Франческо сделал размашистый жест рукой и чуть было не свалился с высокого табурета. — Да, скажи, что это я угощаю. Я, Франческо Грамито-Риччи, морской волк и сухопутный пьяница, а еще муж самой желанной женщины в мире, которая…

— Франко, дружище, а я не знал, что ты в Париже. — На плечо легла чья-то рука, и Франческо, с трудом сведя глаза в одну точку, увидел в зеркале напротив знакомую ухмыляющуюся физиономию. — Не узнаешь? А помнишь, как мы возили в Гонолулу эту мадмазелину с резиновыми сиськами и ее любовника? Еще она положила на тебя глаз, а я сказал ей, что мог бы заменить кэпа, если она, конечно, не побрезгует простым…

— Стефано, Fucking Dutchman^[20]! — воскликнул Франческо, искренне обрадованный встрече. — Вот уж никогда не думал встретить тебя в этом паршивом скучном городе.

— Ну, приятель, ты и загнул. — Стефано уселся на табурет рядом и обнял Франческо за пояс. — Париж — самый веселый город в мире, особенно если у тебя в кармане похрустывают крупные купюры. А как поживает длинноногая сирена по имени Мария?

— Если ты имеешь в виду мою жену, то я как раз собирался сказать тебе и всем, кто плывет с нами в этой вонючей посудине, что она…

Он громко всхлипнул и упал головой на стойку.

— Ну, ну, дружище. Я думаю, тебе нужно выпить парочку таблеток аспирина и лечь спать. Если не ошибаюсь, ты остановился в этом отеле, верно?

Стефано небрежно бросил на стойку деньги и отвел внезапно скисшего Франческо в его комнату, раздел, уложил в постель, заставил выпить аспирин.

— Вот так уже лучше, — сказал он и погасил верхний свет. — Buona notte^[21], капитан. Подъем в девять ноль-ноль по Гринвичу Спи спокойно, mio ragazzino^[22].

— Ну, совсем я что-то не узнаю, тебя, капитан. Помнишь, как мы шатались по барам Гонолулу, а та принцесса, забыл, как ее, ну, помнишь, ты еще танцевал с ней в волнах прибоя, сказала, что она еще не встречала туземца, так здорово чувствующего их ритмы. Франко, скажи мне, что стряслось?

Они сидели в летнем кафе на площади Сен-Мишель. На столике стояли чашки с cafe au lait^[23], перед Франческо еще и высокий стакан с апельсиновым соком. Стефано сказал, что он непременно должен выпить его перед тем, как начать разговор. Апельсиновый сок, считал Стефано, лучшее лекарство от похмелья.

— Пей, — сказал он, кивая на стакан. — Uno, due, tie…^[24]

Франческо послушно выпил. Его лицо исказила брезгливая гримаса.

— Послушай, Стефано, я выпил эту баранью мочу только ради нашей с тобой дружбы, — сказал он, вытирая салфеткой губы. — Я всегда уважал тебя и считал отличным моряком, а поэтому скажу тебе прямо и открыто: если ты хочешь предложить мне работу, я отвечу «нет». Понимаешь, мне сейчас совсем не до того. — Франческо горько усмехнулся. — Любовь к женщине, это пострашнее любого тайфуна. Особенно неразделенная.