Месть женщины среднего возраста

По ее лицу покатились крупные слезы: «Я отказываюсь стареть! Я всегда буду носить крошечные топики и короткие юбки!» Я покачала головой, и она завыла, как ребенок: «Это так несправедливо!»

Мощно хлопнув своими замечательными крыльями, я взмыла в небеса, которые появились на месте потолка моей спальни. Далеко внизу мокрое, перекошенное лицо Минти казалось плоским и невыразительным, как болото.

– Роуз…

Надо мной склонился Натан; я заморгала. Язык стал как войлок, губы так потрескались, что я ощущала вкус крови; похоже, был вечер.

– Натан, что ты здесь делаешь?

– Ты выглядишь ужасно. – Он заметил термометр у кровати. – Вот, поставь градусник.

Я попыталась поднять голову.

– Я не могу.

Он сделал шаг назад. Натан принадлежал к числу мужчин, которые ненавидят, когда кто-то болеет (кроме них самих), и в подобных ситуациях никогда не оказываются на высоте. Если я осмеливалась сказать, что чувствую себя неважно, он протестовал: «Не так уж тебе и плохо» – и принимал страдальческий вид. В течение одного-двух дней он все время вздыхал и бросал на меня взгляды, означавшие только одно: «Мне приходится тащить семью на своем горбу». Довольно скоро у него появлялись похожие симптомы, только хуже, «намного хуже, чем у тебя, Рози». В результате я редко когда соблюдала постельный режим: матерям болеть некогда.

– Мы шли на ужин к Таймону, и я решил проверить, как ты: звоню, звоню, и никто не отвечает.

– Я не могла взять трубку.

– Подожди, – сказал он. – Я позову кого-нибудь на помощь. – Натан исчез и через несколько минут появился вместе с Минти.

Я еще витала в бреду, и чтобы думать о ее присутствии слишком ослабла, чтобы испытать злость. Они переговаривались в дверях: температура… кошмар… врач. Минти переминалась с ноги на ногу и бросала на меня многозначительные взгляды своих раскосых глаз.

Я сделала огромное усилие.

– Натан, ты не мог бы принести мне воды? Самый умный ход – дать Натану задание.

Его это всегда успокаивало.

Пока его не было, Минти соблюдала дистанцию.

– Я не хотела заходить, – призналась она. – Натан меня заставил. Но я бы не…

Я закрыла глаза.

– Мне все равно, что ты делаешь.

Она замолкла; я открыла глаза. Минти осматривала комнату: оставшуюся одежду Натана – сквозь чуть приоткрытую дверь шкафа; фотографию Сэма и Поппи в тот редкий момент, когда им нравилась компания друг друга; стопка книг на половине кровати Натана. У нее был жадный, впитывающий взгляд, и я поняла, что она выискивает подсказки, которые помогли бы ей понять его.

Лишь тогда я поняла, как сильно она зациклилась на Натане, как горячо стремилась к тому, чтобы у них что-то выгорело, и как втайне страшилась, что ей так мало известно.

Я не могла обвинять ее в том, что она хочет Натана. Как я могла? Ведь я тоже его хотела.

Но разве не Минти заявляла: «Привязанность? Не смеши меня».

Она как будто прочитала мои мысли:

– Люди меняются, Роуз, особенно если дело касается такого человека, как Натан. – Она потеребила свой свитер из голубого мохера с глубоким вырезом – он едва доходил ей до талии. Стоило ей двинуться, как оголялся участок кожи. Можете смотреть на меня, как бы говорила она, вот я какая – красивая и спелая, – завидуйте и вожделейте.

– Мне двадцать девять, – проговорила она удивленным голосом.

С огромным усилием я повернулась набок, чтобы ее не видеть.

– Ты очень худая. – Она наклонилась и по-хозяйски разгладила мокрые простыни. – Тебе надо лучше следить за собой.

Я чуть не задохнулась от жара и ненависти.

– Если в тебе есть хоть капля сочувствия, уходи.

Минти зацокала каблучками по коридору, оставив меня в усталых размышлениях о тех семейных ценностях, которые когда-то якобы презирала. Годы замужества – это периодические войны, компромиссы и безмятежный, безопасный мир. Натан женился на девчонке в джинсах, которая стала мамой, превратилась в карьеристку, носившую брючные костюмы, таскавшую сумку с книгами и читавшую деловые письма. Иногда эта женщина поздравляла себя с тем, что ей удавалось сочетать эти различные состояния и сохранять рассудок и оптимизм.