Месть женщины

— Очень жаль, мисс, что вы оказались столь доверчивы, — сказал человек в маске и быстро накинул ей на голову мешок из плотной темной материи, который стянул шнурком на шее. — Это на всякий случай. Он из натурального хлопка, а потому вам будет чем дышать. Но кричать я вам все-таки не советую. О’кей, Джим, прибавь-ка газу. И не вздумай ехать на красный свет — у здешних легавых на каждом перекрестке глаза и уши. Советую вам вздремнуть, мисс. Кто знает, что ждет вас впереди.

Маша выглянула в окно и увидела ослепительно блестевший на солнце снег и высокие ели. «Мороз и солнце — день чудесный…» — невольно пришли на память пушкинские строки. Она вздохнула, еще не отдавая себе отчета почему. И вдруг все вспомнила.

…Она долго и крепко спала в уютной теплой постели, ей снилось что-то очень приятное из почти забытого детства. Кажется, Устинья и мать… Но это было уже потом. Сперва ее везли в кромешной тьме на машине, потом она летела в самолете, где с ее головы сняли наконец душный мешок и она смогла увидеть лица, вернее, маски сопровождавших ее людей. Они обращались с ней вежливо и даже с некоторой подобострастностью. Разумеется, они не ответили ни на один из ее вопросов. Самый высокий и толстый мужчина с ломким — почти детским — голосом лишь однажды сказал в ответ на ее «куда?» и «зачем?»:

— Надеюсь, мисс, вам не сделают ничего дурного.

Потом они пересели на вертолет, поджидавший их на небольшом аэродроме в горах. В вертолете Маша задремала. Сонную ее вывели наружу. Стояла лунная ночь. Снег искрился и переливался холодным фиолетово-голубым светом. Кто-то накинул ей на плечи шубу и властно взял под руку. Остальное она помнит смутно.

Комната, в которой она сейчас находилась, была просторной и отдаленно напоминала ее комнату на казенной даче в Пахре. Но убранство здесь было богаче, к тому же все здесь буквально сияло стерильной чистотой. На столе возле зеркала стояли гиацинты в вазе — большой сиреневый букет нежных прихотливых цветов со сладким запахом девических грез. Маша видела себя в зеркале, в котором отражался и этот букет: ночная рубашка тончайшего светло-сиреневого батиста с шелковой вышивкой на груди, бледное — ни капли косметики — лицо, волосы заплетены в две косы. А она и не помнит, как снимала макияж и готовилась ко сну. Зато она помнит, что, прежде чем заснуть, она видела какую-то женщину. Кажется, та гладила ее по голове и несколько раз поцеловала в лоб… Или ей это приснилось? И почему у нее сейчас такая легкая — почти невесомая — голова?

Она села в кресло возле камина и протянула ноги к решетке. Оттуда шло тепло и терпкий аромат еще чуть тлевших сосновых поленьев. Ни о чем не хочется думать. Разве что о сне, который снился, но от него осталось лишь ощущение сладкой грусти о том, что прошедшее невозвратно, отчего воспоминания о нем были еще слаще и желанней.

Кто была эта женщина, которая ласкала ее так или почти так, как когда-то давно ласкала Устинья? Маша вспомнила, что у нее смуглое лицо с крупными, точно высеченными из какой-то очень твердой породы дерева, чертами, большие темные глаза, блестевшие лихорадочным возбуждением. Нет, она ее, кажется, раньше никогда не видела, и эта женщина совсем не похожа на Устинью, разве что от нее тоже исходит какое-то тепло. Последнее время ей так недоставало тепла…

Маша встала и направилась к высокой двери, застекленной матовым — с морозными узорами — стеклом. Дверь бесшумно распахнулась, стоило к ней приблизиться. Маша очутилась на застланной пушистым паласом цвета летнего неба галерее, с обеих сторон которой спускались две лестницы. Она подошла к перилам.

Сквозь стеклянный купол над головой светилось голубое безоблачное небо. Просторное помещение внизу напоминало морскую лагуну — бирюзовая вода в солнечных бликах, золотистый песок, ракушки, галька. Сбоку увитый мелкими розочками грот. И ни души вокруг.

Она медленно спустилась по лестнице. Среди цветущих магнолий порхали и щебетали самые настоящие птицы. Выскочивший невесть откуда мохнатый темно-рыжий, похожий на собачку зверек обнюхал ее босые ноги, задрал свою острую мордочку и, тихонько пискнув, нырнул в кусты.

Здесь росла настоящая трава, поблескивающая каплями прохладной росы. Противоположный край бассейна-лагуны упирался в стену, мягко переливающуюся голубовато-жемчужным цветом бескрайних морских далей. Маша усмехнулась, коснувшись ладонью гладкой поверхности стены. Совсем как в жизни — кажется, открываются перед тобой необъятные дали, окрыляя душу надеждой, на самом же деле это все мираж, обман…

Она вошла в грот, тотчас вспыхнувший серебристым мерцанием. Перед ней распахнулись на две стороны прозрачные стеклянные двери, за которыми начинался длинный коридор. Маше казалось, будто она идет тенистой аллеей и над головой шумят могучие ветви цветущих каштанов, но теперь она знала, что это всего лишь иллюзия. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.