После чая Анастасия Ивановна взяла гитару и спела сентиментальную песенку из какого-то советского кинофильма. У нее был красивый грудной голос, но почти не было слуха, и Анджей делал над собой усилие, чтобы не морщиться, когда она брала откровенно фальшивые ноты. Он сел за пианино. Оно было расстроено, несколько клавиш западало, и тем не менее Анджей умудрился сыграть «Баркаролу» и «Подснежник» Чайковского, потом вдруг заиграл «Un Sospiro» Листа, сразу же сбился и со стуком захлопнул крышку. Женщины были сражены наповал. Анна Несторовна, пожелав спокойной ночи, тактично удалилась к себе. Анастасия Ивановна стала не спеша убирать со стола посуду.
Анджей чувствовал, что она только и ждет от него знака и что первая его ни за что не подаст. У него еще побаливал живот, но дело было вовсе не в этом — он совсем не хотел эту женщину. Она была ему отнюдь не противна, даже симпатична, просто Анастасия Ивановна являла собой полную противоположность тому, что привлекало его, Анджея Ковальски, в женщине. И в то же время она отдаленно напоминала Юстину. Ту самую Юстину, к которой он, кажется, никогда не пылал особой страстью, но которой ему сейчас так не хватало. «Старею, — пронеслось в мозгу. — Хочется покоя… Но ведь покой — это так скучно и банально…»
Он смотрел на степные просторы за окном, слышал тиканье ходиков, позвякивание посуды и думал о том, что жизнь прошла, что его больше никогда не полюбит девушка с мятежной тоской во взоре, свято верящая в романтическую любовь. Но почему-то не испытывал грусти.
— Я постелила, — сказала Анастасия Ивановна. — Вам не следует нарушать режим, — добавила она, теребя цепочку на шее.
— Да, пожалуй, — согласился Анджей и медленно встал.
Ему вдруг сделалось грустно.
Метеосводка обещала тайфун, надвигавшийся с невероятной скоростью со стороны Кубы. Компания спешно покинула яхту в Сарасоте. Сью осталась. Она сказала своему бывшему клиенту, владельцу родео:
— Я бросаю не тебя, а ту Розалинду, которую ты знал. Между прочим, меня зовут Сьюзен. Чао, папаша.
Через два дня по прибытии яхты в Нью-Орлеан любовники улетели в Рим.
— Хочу побывать на твоей родине, кэп, — говорила Сьюзен, откинувшись на спинку кресла «боинга», секунду назад оторвавшегося от земли. — Я только сейчас поверила в то, что мы вместе и летим туда, где нас никто не знает. — Она вдруг нахмурила брови, провела указательным пальцем сверху вниз от своих роскошных, цвета мускатного шампанского волос по переносице и до кончика подбородка. — Сью, ты становишься сентиментальной. Ты еще пожалеешь об этом, Сью, — тихо произнесла она и, опустив ресницы, склонила голову на плечо своего спутника. — Но это не любовь, правда, Франко? — спрашивала она, когда лайнер, слегка подрагивая стальным корпусом, летел над Атлантикой. — Нет, не отвечай на мои глупые вопросы. Все пройдет, и я снова стану свободной. Я с детства привыкла быть свободной. Кэп, ты отпустишь меня на волю, когда я попрошусь?
Она не дала ему ничего ответить, а долго и страстно целовала в губы. Сью совсем недавно открыла для себя прелесть поцелуя. Это новое ощущение странно будоражило плоть, отдаваясь сладкой болью в солнечном сплетении. От поцелуев Франческо у нее кружилась голова. Последний раз у Сью кружилась голова, когда ей было восемь лет и отец повез их с братом в Диснейленд, где они катались на русских горках. Сью на всю жизнь запомнила это ощущение, потому что оно очень ей понравилось.
— Кэп, мы поселимся в отеле, как семейная пара. И вообще, будем вести очень благопристойный образ жизни, — ворковала Сью, положив голову на его плечо. — В детстве меня силой заставляли вести благопристойный образ жизни. Потом я сорвалась с цепи и натворила кучу непристойных вещей. Но я делала это только потому, что не знала тебя, кэп. Почему я не знала тебя раньше? Хотя иногда твое лицо кажется мне очень знакомым. Может, я видела его во сне? Но у дурочки Сью всегда были такие идиотские сны: то у учительницы математики выпала изо рта челюсть прямо на уроке, то священник изнасиловал в парке свою старшую сестру. — Сью грустно усмехнулась. — И еще мне снились мужчины. Они что-то делали с моим телом, и мне было приятно. Я просто млела от того, что они со мной делали. Я считала, мужчины годятся только для того, чтобы делать с моим телом что-то приятное. Я стала шлюхой, да, да, обыкновенной шлюхой! Но я в этом не видела ничего грязного, кэп. Мне кажется, все или почти все девчонки мечтают о том, чтобы стать шлюхами. Многим не позволяют родители, кому-то встречаются парни вроде тебя. Мои родители плевать на меня хотели, а там, где я жила, хороших парней не водилось… Или это все судьба, кэп? Ты веришь в судьбу?..
Она сладко дремала на его плече, просыпалась, чмокала от удовольствия своими большими, по-детски пухлыми губами, бормотала какие-то «философские глупости» — она сама называла так свою довольно бессвязную болтовню.
Когда самолет стал заходить на посадку и под крылом засняли огни вечного города, Сью спросила.
— Ты думал все это время о ней?
Он коротко кивнул.