Месть женщины

В больнице столкнулась нос к носу со Старухой — притащила матери корзину цветов и апельсины. Судя по всему, они о чем-то долго болтали. Мать заметно воспрянула духом. Старуха смотрела на меня очень внимательно — у нее на самом деле удавьи глаза, и я почувствовала, что съеживаюсь под ее взглядом. Властно:

— Поехали ко мне.

Сама за рулем «вольво». А-2 на съемках в какой-то Тмутаракани. Кажется, надолго.

Одни в ее пустой темной квартире. Я вдруг плачу, упав ей на грудь. Поит кагором и ни о чем не спрашивает. Гладит по волосам.

Призналась, что забеременела.

Молчит и гладит.

Говорю, что не от мужа.

То же самое.

Что я не хочу, не хочу никакого ребенка.

Вздыхает, молчит, гладит.

Я в бешенстве выскакиваю на середину комнаты и ору, срываясь на площадный визг:

— Я беременная от твоего любовника!

Ни слова, ни вздоха. Лица не вижу — только темные очертания громадной туши на диване.

Зло щелкаю выключателем — мне нужно видеть ее лицо.

Тихо плачет.

— Что мне делать? — с болью вырывается из меня.

— Какая ты счастливая. — Все так же тихо плачет. — Ничего не делай. Вернется Сашуля, вместе все обсудим.

Я где-то на дне. Не верю в наказание Господнее. Не верю!

Фантик видел, как я блевала в туалете. (Мерзкая привычка ссать в «Ж».) Сходу скумекал. Зазвал в кабинет. Руки трясутся. Так и прет любопытство.

— От него?

Молчу по-партизански.

— Она не должна догадаться. Наклевывается Париж.

Вечно у него все наклевывается, а потом расклевывается.

Молчу. Перед глазами зеленые круги.

— В театре никто не должен знать. Донесут.

Молчу.

— У меня есть хороший врач. Какой срок?

Молчу.

Лезет в свой сейф и достает целую бутылку коньяка.

— Пей.

Я держу руки по швам, а он пытается залить мне коньяк насильно. Наконец отталкиваю его руку со стаканом. Такая вонь, что рвать хочется.

— Дура. Не губи карьеру. Потом локти будешь кусать.

Бегает по кабинету, как хорек в клетке. Наконец осеняется гениальной идеей:

— Ты ей все сказала…

Он в ужасе.

Меня начинает выворачивать наизнанку.

Фантик врубает на всю катушку магнитофон. Пол Маккартни со своим пронзительным «Yesterday».

Лежу на мерзком холодном диване под вонючим пледом.

Не хочется жить.

Плохо. Не знала, что может быть так плохо физически.

Прилетел А-2. Думаю, Старуха вызвала. Нашел меня в театре. Тоже дрожат руки.

Чуть не долбанулись в зад троллейбуса на Маяковке.

— Она святая, слышишь? Едем к ней на дачу.

О, эта святость святых! Может, было бы лучше, если бы нас окружали сплошь грешники?..

Мне на все наплевать. На дачу, так на дачу. Пускай хоть на кресте распинают.

Совет старейшин состоялся. О Господи, что я наделала?!

Порешили, что я должна родить. Детали помню плохо. Кажется, ОНИ собираются пожениться и усыновить будущего ребенка. Это предложение исходило от А-2. Старуха при слове «замужество» зарделась точно красная девица. Господи, она, кажется, счастлива. Идиотка!

Лежу в теплой мягкой постели с грелкой в ногах. Может, она отпустит его ко мне на ночь?.. Он мне сейчас очень, очень нужен!!! Но нет, на такое даже святые не способны.

Заглянул с порога пожелать «спокойной ночи». Руки все еще дрожат.

Тайком он не придет — святых не обманывают.

Исповедь королевы-матери перед рабыней, вынашивающей наследника. А как назвать это иначе?..

Е.В. пришла в десять утра с чашкой чая и теплыми тостами с джемом. Я была голоднее волка. Она смотрела чуть ли не со слезами умиления на глазах, как я поглощаю тосты. Сказала:

— Тебе нужно лежать, и тогда не будет мутить. Эту неделю я в твоем распоряжении.

(Надо же, как омерзительно добра!)

— У меня репетиции в театре, — слабым голосом возразила я и ощутила в горле волну мути.

— Я сама позвоню Фантюшину. Если ему потребуется, возьмем бюллетень. — Берет мою руку в свою. — Доченька, прошу тебя, не суди меня слишком строго.

Я закрываю глаза и съезжаю в спасительную темень под одеялом. Не тут-то было — Старуха явно пришла исповедоваться. Оказывается, и у святых бывают грехи.

— У нас с Сашулей разница в двадцать четыре года. Мне было сорок восемь лет, когда я его узнала. Он красивый, но, понимаешь, дело не только и не столько в этом. Он много страдал. Беззащитен, как малое дитя. Я не принадлежу к числу любительниц переходить из одной постели в другую. — (Передаю лишь текст без вздохов, охов и так далее.) — Своим горбом выбилась из грязи в князи. Все сделала сама, без чьей-либо помощи. В молодости несколько раз влюблялась, всегда бросали меня. Наверное, потому слишком серьезно отношусь к жизни.

Она отпустила мою руку, и я спрятала ее в свою уютную берлогу.