Месть женщины

Он познакомился с ней в летнем кафе возле кинотеатра «Литва». Она сидела за столиком, окутанная облаком своих длинных прямых волос, вытравленных чуть ли не до белизны перекисью водорода, и, позвякивая железом многочисленных браслетов-колец, пила из горлышка бутылки рижское пиво. Он подсел за ее столик — других свободных мест не оказалось.

— Я тоже хочу есть, — сказала она, вожделенно уставившись на картонную тарелочку с горкой разнообразных бутербродов.

— Берн, — просто сказал Ваня и пододвинул Инге тарелку.

Она положила друг на друга бутерброды с ветчиной и копченой колбасой и разом откусила добрую половину.

— Вкусно, — сказала она с набитым ртом и, не переставая жевать, улыбнулась Ване. — Как тебя зовут?

— Ян, — почему-то сказал он, хотя со времен мамы и дяди Яна этим именем его не называл никто.

— Ты нерусский, да? — Инга почему-то перестала жевать и улыбаться. — Ты случаем не еврей?

— Кажется, нет. — Он усмехнулся. — А вообще меня это мало волнует.

— Ну да, скажешь тоже. Если бы ты был русским, тебя бы это волновало.

— Но я русский, — сказал Ваня, медленно жуя бутерброд с безвкусно резиновым сыром. — А ты что, еврейка?

— Нет, наоборот, хоть меня и зовут Ингой.

— Как это — наоборот? — не понял Ваня.

— А так: я не люблю евреев. — Она уже дожевывала последний бутерброд, и Ваня поднялся принести из буфета еще. — Ты добрый, — сказала Инга, увидев перед собой полную тарелку. — И, наверное, богатый. Сколько тебе лет?

— Шестнадцать, — честно признался Ваня, хоть и испытывал желание набавить годика два.

— Ты настоящий ребенок. А мне уже семнадцать. — Инга вдруг погрустнела, на мгновение задумалась, снова улыбнулась и сказала: — Ян и Инга. Красиво, правда? И ты красивый. А я?

— Ты… тоже. Только зачем ты осветлила волосы? Они, наверное, были очень красивого цвета.

— Они были почти черные, и меня все принимали за еврейку, — пояснила Инга.

— Ну и что?

— Маленький ты еще, потому и задаешь глупые вопросы, — сказала она назидательным тоном, но тут же спохватилась: — Прости, ладно? Я всегда мелю всякие глупости, когда сытно поем.

Ваня весело рассмеялся, внезапно ощутив к девушке симпатию.

— Пошли в кино? — неожиданно пригласил он. — Ты любишь Бельмондо?

— Да. То есть нет, — сказала Инга, смущенно глядя куда-то в сторону. И добавила едва слышно: — Потому что он еврей.

— Откуда ты это взяла?

— Мне сказал один знакомый художник.

— Он дурак, твой художник, — неожиданно резко заявил Ваня, вставая из-за столика. — Так ты идешь или нет?

Девушка встала. На ней было зеленое трикотажное платье в обтяжку и босоножки на высоких каблуках. Ваня невольно отметил, что она чудесно сложена, и почему-то почувствовал, что краснеет.

— Да, ты, наверное, прав — Пашка на самом деле настоящий дурак. Но я была в него влюблена и как-то не замечала это. А у тебя хватит денег на билеты? Ты сегодня так много потратил.

…Когда они вышли по окончании сеанса, на улице уже зажглись рекламы и фонари. Дул порывистый ветер. Запахло дождем.

— Где ты живешь? — спросил Ваня, беря Ингу под локоть. — Я тебя провожу.

— Вообще-то я живу за городом, но брат выгнал меня из дома, а мать…

Инга вздохнула и замолчала.

— Тебе негде ночевать? — догадался Ваня.

— Негде. Потому что к Пашке я ни за что не вернусь после того, как с тобой познакомилась. Ты… ты какой-то особенный, что ли.

— Ладно. Можешь переночевать у меня.

— А… твои родители? Наверняка скажут: привел домой шлюху с улицы.

— Во-первых, я живу один, а во-вторых, разве ты… шлюха?

— Самая настоящая. У меня уже пять мужчин было. Я начала заниматься этим с пятнадцати лет. Это очень плохо, да?

— Не знаю, — смущенно буркнул Ваня и снова покраснел.

— Знаешь, но боишься меня обидеть, потому что ты очень чуткий. Ты правда хочешь, чтобы я у тебя переночевала?

— Да. У меня две комнаты. Я могу лечь на тахте. — Они молча перешли проспект. — Если ты устала, можем взять такси, — предложил Ваня.

— Нет, не устала. Мне очень хорошо идти с тобой рядом. Я еще ни разу в жизни не ходила под руку с таким парнем, как ты.

Дождь застиг их возле самого дома. Настоящий ливень. Волосы Инги намокли и стали темно-песочного цвета. Когда они ехали в ярко освещенном лифте, Ваня заметил четко обозначившийся темный пробор посередине. Еще он заметил, что у девушки очень гладкая белая кожа и жирно накрашенные темно-синей тушью ресницы.

— Смой и ни когда больше не крась, — тоном взрослого наставника проговорил Ваня. — Все должно быть естественным, понимаешь?

Он сам не знал, почему вдруг сказал это, и в смущении отвел глаза.

Когда они очутились в квартире, Инга спросила:

— Можно я искупаюсь?

Она надолго заперлась в ванной. Ваня от нечего делать включил телевизор. Он обратил внимание, что у него дрожат руки, и поспешил спрятать их в карманы джинсов.

Раздался телефонный звонок. Веселенький подвыпивший отец сообщал сыну, что улетает отдыхать в Ялту, и просил подъехать завтра к нему на работу за деньгами.