Читаем Месть злого духа полностью

О нем много чего говорили. Говорили, что Палыч – колдун и некромант[2], умеющий навести порчу, сделать приворот, а то и отправить кого на тот свет. Говорили, что он собрал у себя редчайшую коллекцию книг по черной магии, равной которой нет во всей стране. Говорили, что он умеет призывать души умерших и разговаривать с ними. Говорили, что у дверей его квартиры иногда видят странных гостей с копытами вместо ног…

Да мало ли что еще говорили. Слухи, они и есть слухи, что с них взять.

Факты же состояли в следующем: Палыч жил один в двухкомнатной квартире на пятом этаже. Невысокий, крепкий старичок лет семидесяти, совсем не дряхлый. Никогда не был женат, детей не имел. Где работал до выхода на пенсию – неизвестно. Всегда держался обособленно, ни с кем из соседей не общался.

Большинство взрослых в глубине души не верили, что Палыч промышляет оккультизмом. Как-никак, двадцать первый век на дворе: эра смартфонов, планшетов и электрокаров. Какое уж тут колдовство… И все же таинственная фигура одинокого пенсионера с неприятно прищуренными, словно заглядывающими в самую душу глазами у многих вызывала неясный трепет. К нему относились с подчеркнутым уважением, а некоторые откровенно побаивались. Я слышал, что им даже пугали маленьких детей – мол, если будешь плохо себя вести, то придет Палыч из первого подъезда и утащит тебя в свое логово…

Бредни, конечно. Впрочем, благодаря ходившим о нем слухам Палыч был хорошо известен во всем нашем дворе. Естественно, знал о нем и Влад – держу пари, он не обрадовался, увидев, кто стал нашей случайной жертвой…

Отойдя на некоторое расстояние от подъезда, так, чтобы нас не слышали старушки со своей скамейки, Влад произнес:

– Ничего он не сможет нам сделать. Может, родителям твоим нажалуется, и все…

– Знаю, но все равно неприятно как-то, – признался я. – Надо будет сходить к нему, извиниться. Не сейчас, конечно, через пару дней. Пусть пока остынет.

– Можно еще коробку конфет купить, так сказать, в знак примирения, – предложил Влад. – Между прочим, за побои мы сами можем ему претензии предъявить. Чего он сразу на нас с тростью полез? – Влад недвусмысленно покосился на мое ушибленное плечо.

Мы шли через стадион по направлению к зданию школы. Легкий апрельский ветерок приятно обдувал разгоряченное лицо, напоминая о приближении лета…

И все-таки на душе у меня было неспокойно. Вспоминая искры чистейшей, незамутненной ненависти, проскользнувшие в глазах соседа, я просто не мог поверить в то, что мы отделаемся извинениями и коробкой конфет.

И я оказался прав.

<p>Глава 2. Похороны</p>

С тех пор прошло три дня. За это время происшествие с Палычем уже начало постепенно стираться из памяти и терять свою первоначальную остроту, все больше представляясь досадным недоразумением. Жизнь текла своим чередом, а мы старались лишний раз не попадаться Палычу на глаза. Как оказалось, в этом не было необходимости.

В субботу утром, закинув на плечо спортивную сумку, я вышел из лифта и направился к выходу из подъезда. Сегодня мы с Владом договорились сходить в городской бассейн. Чтобы избежать скопления народа, туда следовало приходить как можно раньше. Взвесив прелести спокойно поплавать в пустом бассейне против возможности подольше поспать, мы пришли к компромиссу, решив встретиться в девять утра.

Палец на секунду завис над кнопкой домофона – неприятные воспоминания о недавнем инциденте, уже почти забытом, снова всколыхнулись в моей памяти. Тряхнув головой, я нажал на кнопку и очень, очень медленно приоткрыл дверь.

И сразу понял: что-то не так. Возле подъезда, разбившись на небольшие группки, стояли люди, много людей. Почти все одеты в черное, у многих в руках цветы. Тихие разговоры слышались то тут, то там.

Похороны.

В этот момент мой взгляд опустился ниже, и прямо перед собой я увидел простой деревянный гроб, установленный на трех табуретках. Внутри у меня все оборвалось, когда я узнал лежавшего в гробу человека.

Палыч был облачен в торжественный черный фрак. Бледное, словно сделанное из воска лицо смотрелось неестественно и жутко в обрамлении красной материи гроба. Глаза покойника были закрыты, а руки сложены на груди.

От подобного неожиданного зрелища ноги у меня подкосились, и я едва не сел прямо на пол. Сохранить самообладание помогло то, что на меня посматривали соседи – застывший в дверях подъезда подросток начал привлекать всеобщее внимание.

Собрав все силы, я на ватных ногах обогнул гроб и отошел от столпившихся возле подъезда людей. Находясь на безопасном расстоянии, я вновь обратил взор на разворачивавшееся у подъезда действо.

Первое, что бросилось в глаза – людей было не так уж и много, как мне показалось вначале. Навскидку человек двадцать. Большинство из них я знал, то были старушки из нашего и окрестных подъездов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство