Места пребывания истинной интеллигенции

— Да, я забыла, тебе пришло письмо от Гриши Гордона, из Америки. Извини, я не удержалась, вскрыла.

— Что же ты молчишь, — сказал я, — как он?

— Пишет, что хорошо устроился, получил вторую специальность, теперь будет заниматься развозкой пиццы по вечерам…

Мне показалось, что жена иронически улыбается, и я разозлился:

— Какой пиццы?! Что ты говоришь?… А как же его творческие дела? Он хотел, то есть его даже приглашали сотрудничать в “Нью-Йоркере”…

— Об этом ничего нет. Пишет, что копит на какую-то художественную энциклопедию. Две тысячи долларов. Там потрясающая печать, репродукции всех мастеров, даже Арчимбольдо, можно рассматривать часами. Надеется за год накопить…

Жена стояла в дверях и не уходила, будто чего-то ожидая от меня.

И тогда я, как за соломинку, не знаю даже для чего, как за последнюю надежду, не понимая еще, что это будет оправдывать, пошел к вешалке и нашарил в кармане своей куртки маленький бумажный квадратик… Георгий Иванович, значилось на квадратике, журнал “Драматургия”.

— Вот, — победно воскликнул я, — вот! А ты говоришь — энциклопедия… Заместитель главного редактора! Приглашал! Говорит — приносите рукописи! А познакомились, между прочим, вчера, у ларька. Я же тебе говорю, там солидные люди, а ты просто какая-то странная, право, что не веришь…

И я удивленно посмотрел на карточку, потому что удивился, что не потерял ее, и еще мне вдруг показалось странным, что минувший вечер оставил о себе, кроме диких воспоминаний, какие-то вещественные доказательства, вот бумажка, чей-то адрес, как будто все нормально, как, извините за лирику, волна на песке, среди ракушек и спутанных водорослей вдруг оставит какую-нибудь совершенно постороннюю этому берегу вещь: зеркальце, расческу, детский мяч или банку из-под пива, брошенную в воду, может быть, где-нибудь на Северном полюсе.

Впрочем, там сплошные льды. Ладно, неважно.

Жена посмотрела мельком на карточку, потом на меня.

— Да, — сказала она. — Почему не верю? Верю. Еще он пишет, что там сильные морозы, зимой доходит до сорока по Фаренгейту, но у них не топят, так как стены очень толстые… Ты не знаешь, сколько это по-нашему? Может, послать ему одеяло? Или там правда тепло?

Потом она ушла, а я, составляя в раковину грязную посуду, вдруг стал представлять себе, что вроде мы уже послали Грише одеяло… И вот я иду на почтамт, заворачиваю его в плотную бумагу, перевязываю, а девушка-приемщица спрашивает меня, зачем я посылаю в Штаты одеяло, а я ей отвечаю, что, мол, у меня там друг мерзнет, а она говорит: в Штатах мерзнет?!… А я говорю: да, а что вы думаете…

В общем ерунда какая-то.

И чего я стал себе это представлять — не понимаю.

С общего обалдения, не иначе…

Р. S. Что хочу добавить: если вы, господа, думаете, что все это написано, чтобы продемонстрировать, как плохо жить на свете пионеру Пете и всем честным людям планеты, и, может, даже на что-то пожаловаться (?!) — то вы сильно ошибаетесь.

Все это — обыкновенные “записки с похмелья”, сделанные, как говорится, смеху ради, чтобы немного развлечься самому и, может быть, при случае рассказать друзьям. Что я сейчас и делаю.

Вот и все…

А теперь до свидания.

С уважением, автор.