И если исходить из того, что поведал Личман, — а уж кому-кому, ему нет никакого резона лгать, — в семействе Леры Паскевич имеется конфликт прежде всего денег и бизнес-интересов.
Гуров набрал номер жены. Она ответила не сразу, когда же отозвалась, то голос ее звучал недовольно, хотя и радушно:
— Полковник, я по вам, конечно, соскучилась, но не до такой же степени.
— Я тебя тоже люблю, и именно сейчас прямо-таки жажду услышать твое мнение по одному деликатному вопросу.
Жена тотчас сменила гнев на милость:
— О, так это другое дело. Слушаю вас внимательно.
— Точнее, по поводу одной персоны, тебе наверняка знакомой.
— Это какой же?
— Мужа Леры Паскевич. Александр Радаев, так?
— Ах, этот… — помедлив, как-то неуверенно протянула Мария. — Да…
— Вы же знакомы?
— Да в целом мне про него нечего особо сказать, мы общались от силы пару-тройку раз.
— И все-таки. Интересует его художественный образ.
— Мы мало знакомы, — повторила жена.
— Твое виденье.
Подумав, Мария начала так:
— Разница в возрасте у них около пятнадцати лет, что, как ты понимаешь, страшная тайна.
Муж заверил, что понимает.
— В беседах Лера зовет его Сан Саныч, Профессор…
— Двусмысленно, — заметил муж.
Мария призвала к порядку:
— Перестань, пошляк. Это его прозвище у фанатов и комментаторов по обе стороны океана. Ну, там, интеллектуальный стиль игры, спокойствие, расчет, точные прогнозы и прочее в том же духе.
— И что же, и вне льда сам по себе умный?
— Не могу сказать точно, — призналась она, — по причине недостаточности материала для выводов. Показался достаточно приятным, открытым человеком, хотя больше молчал и слушал. Я бы сказала, что вряд ли что-то способен провернуть сам, но если его поставить на правильный путь и придать импульс…
— Под горочку, — поддакнул Гуров. — Ну а как вообще, ссорились они?
— Не знаю.
— А кто знает?
— Никто. У Леры стальное правило: все, сказанное дома, остается дома. К тому же не забывай — они в последнее время жили в разных полушариях, по поводу чего ссориться-то?
«Как просто у женщин все. Лично люди не общаются — стало быть, ссориться не из-за чего? Какая идиллия, тишь да гладь, вот как раз в такого рода «идеальных» семействах и водятся черти. Все молчком, все замечательно, улыбки лучезарные до ушей, а потом вдруг ни с того ни с сего…»
— Простите, господин полковник, — напомнила о себе супруга, — если вы завершили блиц-допрос…
— Опрос.
— Пусть так. Можно мне заняться своими профессиональными обязанностями?
— Разрешаю, — позволил добрый муж.
«Итак, в семействе Радаевых-Паскевичей все великолепно, хотя многознатец Личман утверждает обратное. Верится более ему, и вряд ли кто меня осудит за лишнюю подозрительность. И снова вопрос: имеет ли смысл новый опрос муженька?»
Он еще раз перечитал протокол допроса: прилетел в Москву неделю спустя после исчезновения, очень волновался, искал по знакомым. Нет, не знает, куда она отправилась, конфликтов не было, подозрительных транзакций по картам-счетам не припоминает — «но вы же понимаете, у меня не было доступа к личным финансам супруги».
«Конечно, понимаем-с. Отличный способ защиты: знать ничего не знаю, ведать не ведаю, а вы ищите — вот ваше дело. Классика. Надо бы уточнить, что у них там с бизнесом, сколько на кого и что почем…»
Размышляя над тем, как все-таки лучше поступить, Гуров вдруг вспомнил про совершенно другое дело, в котором еще позавчера необходимо было уточнить момент в «Электронном правосудии», да что-то руки не доходили. Подбив этот должок, случайно ли, инстинктивно ли, или от нечего делать он забил в поисковую строку фамилию «Паскевич».
И в этот момент завибрировал телефон — звонил Личман, легок на помине.
— Слушаю вас внимательно.
Адвокат, помимо обыкновения, начал издалека:
— Лев Иванович, доброго дня, как дела ваши?
— Помаленьку, — осторожно ответствовал сыщик, — а, собственно, что…
— Да нет, все в порядке, — заверил Личман, — просто вы давеча Радаевым интересовались, мужем Леры Паскевич.
— Допустим.
— Я просто хотел сообщить — возможно, вам это будет полезно, — что он практически тотчас по прилете в Россию инициировал процесс исключения супруги из состава учредителей клуба «Метеор».
«Да, это было от души. Теперь даже с точки зрения формальной, по инструкции, есть все основания трясти безутешного мужа — чего это он так поспешно решает вопрос, который можно решать только при уверенности, что пропавшая не возвратится?»
— Странно, потому что умно, — признал Гуров от чистого сердца. — Я бы сказал, слишком. Не тебя ли он нанял для этой операции?
— То-то и оно, что нет, — пояснил Личман, можно сказать, сокрушенно. — Стал бы я вам докладывать, сами посудите.
— Кто же счастливчик-то?
— В том-то и смысл, что неизвестно, — пояснил адвокат. — Кого ни спрашиваю — все лишь брызжут ядом и плюются, такая добыча — и мимо! Имени же того, кто представляет интересы нашего вдовца соломенного, никто не знает…
— Однако кто-то же должен быть?
Личман, помолчав, начал снова, и в тоне голоса появилось новое звучание, нечто среднее между сожалением и язвой: