Читаем Места полностью

Места

Орфей1.1v| o2715 Когда Орфей в аду играл на скрипке Он был подобен Рихтеру на сцене Последний правда не играл на скрипке А первый не играл зато на сцене Во всем ж другом подобия несть счета — Игра и ад, и неземное что-то2.1v| o2716 Когда Орфей в аду играл на скрипке Там наверху в саду играл другой И льнули все к нему все женские улыбки А там внизу — не сыщешь и одной Иди наверх, Орфей, играй в саду на скрипке Другой нас не заменит, он — другой И будут льнуть к нам женские улыбки А та одна? — да черт с ней с той одной3.1v| o2717 Когда Орфей в аду играл на скрипке Все понимали: так не проживешь Так можно — нотабене иль постскриптум Но целиком? за здорово живешь? Ах ты шутник — знать здорово живешь: В аду играешь, в нем же и поешь1v| o2718 Небо с утра позадернуто тучами День по-особенному неуютн Мучаюсь так я, как будто бы мучают Словно бы жить на земле не дают Кто не дает? Все дают понемножечку Этот дает и вот этот дает Так проясняется все понемножечку Время проходит, да жизнь не идет1v| o2719 Кто есть кто и кто есть что — Проследим параллелизм Пушкин — это просто Пушкин Ленин — это ленинизм Да к тому же — коммунизм Да к тому ж — матерьялизм Всякий прогрессивный изм Пушкин рядом с ним — ничто Вот тебе и кто есть кто Вот тебе и что есть что1v| o2720 Как облетают быстро молодости листья Как молодости ветки сламваются скоро Как эту улицу мы пербежали быстро И я гляжу на всех с одним укором В отдельнсти никого в том не виня Что мы здесь стараемся день ото дня1v| o2721 Тот ангел был как этот падший снег Все валит вниз — знать где-то совершилось И вдруг одна снежинка — шасть наверх Так что-то в нем тогда зашевелилось И вверх взлетело б, каб не этот нигиль Но Оставим ангела, поговорим о снеге<p>Болевые точки</p><p>1978</p>Предуведомление

Строчки, следующие сразу за предуведомлением, которых ради и возникло оно, не являются начальными строками неосуществленных стихотворений, не цитатами, не коллажами, не… В общем, ясно, что они «не», но что же они «да»? В этом-то и вопрос.

Всегда существовала мечта о некоем роде писания, большего, чем писания, в котором бы жизнь говорила сама, а не была бы разыграна в масках слов и приемов. Но, очевидно, это и останется вечной мечтой. Порой ее исполнением представляется введение в строгое общество литературных правил новых приемов и интонаций. Но очень скоро, если их не удается выпереть из приличного дома, они приручаются и становятся своими людьми. А все хочется не рядиться в зверя, а вроде бы открыть дверь и будто бы выпустить якобы настоящего зверя. Сначала, чтобы поверили, что настоящий, достаточно было назваться зверем. Потом потребовалась маска, потом шкура, потом пришлось и запаху подпустить, вонью подвонять. И ко всему привыкли. И так и надо. Кому нужны среди шахмат настоящие королевы? А все хочется выпустить на сцену настоящего льва, или дога, или осу хотя бы.

Но какое отношение все это имеет к небольшому количеству слов, помещенному в конце сборника?

Перейти на страницу: