Место

— Грязно, — согласившись со мной, произнес капитан Козыренков, — но ты пойми, на что пошел, кто за нас будет грязную работу делать? Мы ассенизаторы и водовозы, как сказал Маяков-ский. Ту компанию иностранцы посещали, а взял их случайно наряд милиции, по случайному вызову какого-то соседа. Понимаешь, какой нам щелчок по носу. Не говоря уже о том, что все было проделано не профессионально, лучший материал уплыл, а попалось то, что под рукой… Следстве-нный отдел рвет и мечет, папки у них пустые… На днях будет фельетон в центральной газете о той банде, но это не от хорошей жизни, а для того, чтоб создать общественную атмосферу вокруг дела… Гневные письма трудящихся взамен ценнейшего следственного материала… Вот так, брат…

В это время в дверь постучали. Капитан Козыренков быстро кивнул мне на стул, сам сел за стол против меня и пригласил войти. Вошла Даша и, не глядя на меня, ровным голосом изложила причины, по которым считает дальнейшее привлечение меня к работе нецелесообразным. Из всего ею сказанного я понял лишь то, что она меня топила. (Впрочем, может быть, список, виденный мной у Пальчинского, уже был известен в нашем учреждении.) Что касается Даши, то, как я узнал позднее, положение ее было еще хуже моего. У Даши накопилось к тому времени достаточно просчетов и срывов, но главное состояло в том, что, будучи направлена в качестве переводчицы к какому-то иностранцу, согласно серьезному заданию, вместо того, чтоб задание выполнить, спута-лась с этим иностранцем и чуть ли не полюбила его. Все это в точности выплыло несколько позже, но и тогда она была уже на подозрении. Причем иностранец этот был уже человек немолодой, с лысиной и отвисшими щеками любителя крепких напитков. Я видел его мельком недели через две здесь же у Козыренкова, где он давал показания вместе с Дашей. Так вот Даша эта заявила во всеуслышание, что полюбила впервые в жизни и ей не страшно теперь ничего и она на все готова. Даша осуждена была достаточно сурово, но, не отсидев и четверти положенного времени, она якобы была досрочно освобождена какими-то таинственными хлопотами, чуть ли не через минис-терство иностранных дел, и вместе с иностранцем выехала в Швецию. Впрочем, по другим слухам, она вскоре после того, как была осуждена, умерла в каком-то уральском концлагере от воспаления легких.

Но все эти факты, слухи и противоречия были уже потом. Тогда же, в кабинете у Козыренкова, она дошла до того, что рассказала даже то, что я по оплошности и в мужском забвении сообщил ей в постели, то есть о моей ненависти к России. Но капитан Козыренков на эту деталь как раз внима-ния не обратил и словно пропустил мимо ушей.

— Стерва, — сказал он, когда Даша вышла, — стерва, нашкодила и на чужом горбу теперь хочет выехать. Но положение твое, если так по-честному сказать, действительно нелегкое. Незавид-ное у тебя положение. Тут еще майор Сидорчук на тебя докладную катанул. Ты там что-то с анти-советским библиотечным материалом напутал…

«Значит, и это всплыло, подумал я с горечью и тоской, — одно к одному».

— В общем, так, — сказал Козыренков, понизив голос, мой тебе совет, подумай, кто б за тебя мог слово сказать?

— Степан Степанович, — подумал я вслух о подполковнике, первом моем начальнике.

— Да нет, — сказал Козыренков, барабаня пальцами по столу, — человек он не плохой, но в такую ситуацию вмешиваться не будет… Хотя попробуй, желаю тебе, — и он совершенно уж дружески пожал мне руку.