— Нет, не это, — помотал головой Джеймс. Часы на руке негромко пискнули, исправно докладывая, что до полуночи по времени «Гетмана Хмельницкого» (и по базовому времени Конфедерации) оставалось пятнадцать минут. — К боли и опытам я привык. Не сразу и не полностью — но привык. Нет, самым страшным было отсутствие надежды! Я знал, что никто не придет меня спасать, никто мне не поможет, а сам я никогда не смог бы бежать оттуда. Если бы не то, что Марраша'атах хотел оставить свои руки чистыми — я до сих пор был бы объектом для их опытов.
— Марраша'атах?
— Это командор Тагар Дусит, — пояснил Джеймс. — Там был еще один килрач, его заместитель — Фашар. Они и организовали мой побег.
— И что ты думаешь про них?
— Про Марраша'атаха и Фашара?
— Нет, про всю их расу.
— Даже не знаю, — Джеймс и сам не редко задумывался над этим вопросом, особенно после Тагар Дусит. — Я был там долго, но ни разу не почувствовал их ненависти к нам. Они обращались со мною жестоко и без жалости, — но никогда не позволяли себе издеваться или оскорблять меня. Для них я был военнопленным, с которым следовало обращаться так-то и так-то, а не смертельным врагом, которого нужно уничтожить как дикого зверя. Я спросил Марраша'атаха: почему они напали на нас, почему в течение ста с лишним лет гибнут десятки, сотни тысяч и даже миллионы с обеих сторон?
— И он ответил?
— Нет, не ответил, — прохладный ветерок усилился, а небо начало неторопливо, но верно затягиваться свинцово-серыми тучами. — Он промолчал, однако…
— Что «однако»? — почувствовав неуверенность в его голосе, Жанна придвинулась еще ближе.
— Я не уверен, но в какой-то момент мне показалось, что для Марраша'атаха этот вопрос имеет какое-то особое значение, — медленно, словно опасаясь ошибиться и сказать не то, проговорил юноша. — Времени у нас было мало и не смог как следует расспросить его — к сожалению! Сдается мне, его ответ был бы полезен нам всем.
— Да, если бы мы знали почему… — девушка встряхнула кудрями, прислушиваясь к свисту ветра. — Вернее, почему воюем мы понятно — чтобы спасти свой род от уничтожения. Почему воюет Империя Килрач — вот этого не знает никто. Они не разу не пояснили причин Великой Войны, не пытались о чем-то договариваться, не предъявляли ультиматумов, не реагировали на наши послания… ну, почти не реагировали (Джеймс знал, с разрешения Шонта, про миссию Жанны и остальных на Сенай). Лично я думаю, что до тех пор, пока мы не узнаем причину первого нападения килрачей на Альянс — до тех пор мы будем блуждать в потемках, задавая одни и те же вопросы, — переведя дыхание, она посмотрела на него:
— Ты говоришь, не чувствовал их ненависти. А сам? Что чувствовал и чувствуешь по отношению к ним?
Джеймс долго молчал, что-то обдумывая; наконец, он едва слышно заговорил:
— Знаешь, Жанна, на Земле я был уверен, что ненавижу их; теперь — просто не знаю. Я тут уже больше года, я был у них в плену, сражался с ними и убил многих… Но все, что я хочу — чтобы эта война закончилась! Хочу просто вернуться домой и забыть про все, что я видел или делал! Хочу просто жить, а не носиться по космосу, в ожидании пока меня убьют или я убью кого-нибудь!
Жанна кивнула, словно услышала именно то, что и ожидала:
— Сначала ты гордишься тем, что делаешь, потом устаешь от этого кошмара, а в конце концов, понимаешь, что это всего лишь обычная, хоть и очень хитро спрятанная ловушка. Нет ни правых, ни виноватых — война идет сама по себе, без цели, без какого-либо смысла! Мы убиваем, чтобы не быть убитыми — вот и вся правда этой войны! А килрачи… килрачи совсем не дикие кровожадные звери, они лишь…
— …лишь враги! — тихо закончил Джеймс. Жанна мельком глянула на него и кивнула вновь:
— Да, лишь враги!
Молодые люди молча сидели рядом. И на какой-то миг Джеймсу стало так страшно, как никогда до этого. Неожиданно и невероятно ясно пришло осознание войны такой, какой она есть на самом деле: страшной, дикой силы, которую так легко освободить, но так сложно усмирить. Война — это точка невозвращения, крайняя грань, за которой лежит конец всему, грань, за которую нельзя идти! Война засасывала их в свой водоворот, поглощала души и тела, и с каждым оборотом, с каждой новой смертью набирала все больших сил! Они воевали чтобы выжить — то есть воевали ради самой войны, и Джеймс, как и тысячи до него, не видел выхода из этого замкнутого круга!
— Ну, хватит разговоров! — неожиданно он услышал голос Жанны. Оглянувшись на нее, Джеймс увидел, как она осторожно разливает в походные кружки темно-рубиновую жидкость. Вино переливалось алыми сполохами в свете костра, словно выплеснутая из сердца кровь. — Ты что, забыл — всего через минуту Новый год?
— Нет, не забыл, просто…
— Просто давай прилично его отпразднуем, — завинтив флягу с вином, она спрятала ее в походный мешок. Джеймс, откинув все серьезные мысли, поднял свою кружку, улыбаясь парадоксальности ситуации — они вдвоем, в сердце территории, принадлежащей килрачам, и почти без всяких шансов выбраться отсюда, собираются отмечать Новый год и распивать вино.