Место действия. Публичность и ритуал в пространстве постсоветского города

Те же центральные площади, которые не подверглись постсоветской десакрализации, получили новые символы, отвечающие другой идеологии: свято место пусто не бывает. В Бишкеке, например, это конная статуя Манаса, героя национального эпоса, установленная на бывшем ленинском постаменте, а также государственный флаг, у которого стоит пост почетного караула.

В столичных городах бывшей империи вообще осталось меньше Лениных, чем в провинции. В последние десятилетия в центре столиц и в крытых комплексах, красноречиво именуемых «торгово-развлекательными», стали возникать пространства для времяпрепровождения досужей публики. Публика быстро почувствовала к ним вкус, научилась развлекаться шопингом, питаться в ресторанах и сидеть в кафе. Но и помимо заведений появились довольно многочисленные неспецифические пространства, которые заранее не диктуют прохожему, чем он должен здесь заниматься.

Классическая работа Уильяма Уайта о публичных пространствах (Whyte 1980; см. также его одноименный фильм по материалам этого проекта, вышедший в 1988 году) суммирует наблюдения над свойствами «удачных» публичных мест, создающими условия для их «оживленности». Уайт пытается разобраться, почему одни специально устроенные для времяпрепровождения места пустуют, а другие оказываются привлекательными. Речь идет не о привлекательности заведений, а именно о местах, где можно на досуге посидеть, постоять, пообщаться и заняться своими делами у какого-нибудь фонтана. У мест удачных есть внешние признаки, которые сразу же их отличают: например, здесь много пар и групп; много людей, которые здороваются или прощаются – они заранее договорились здесь встретиться; велика доля женщин – при том что именно женщины тщательнее выбирают, куда пойти и где сесть. Вопрос о том, насколько учтена в дизайне публичного места возможность сесть, и разнообразие таких возможностей, оставляющих пользователю возможность выбора, оказывается одним из ключей к успеху.

Оживленность места связана и с интенсивностью пешеходного движения. В маленьком городке только наплыв туристов позволял бы рассчитывать хотя бы на временную «густоту» деятельности, характерную для оживленного места. Например, представленные недавно планы по созданию городской среды в Сколково поражают воображение архитектурным размахом, никак не коррелирующим с плотностью населения (явно недостаточной): огромные открытые пространства и крытые галереи, как их ни оформляй скамейками, зеленью и торговыми точками, рискуют остаться пустыми. Несмотря даже на привлекательные витрины, экраны и современное искусство в виде скульптуры и инсталляций. А ведь эффективные городские пространства, по мысли планировщиков, должны были способствовать образованию творческой среды человеческого общения, где люди могли бы знакомиться и спонтанно вступать во взаимодействие. В обсуждениях на рабочих семинарах всплывали разные предложения, вплоть до запрета принимать пищу на рабочем месте, чтобы сотрудники просто вынуждены были бы обедать в кафе и там пересекаться. Найти, с кем пересечься, не так уж сложно: кросс-культурные данные подтверждают, что в пешеходных зонах больших городов, если пешеходный трафик достаточно велик и представлено много разных видов деятельности, люди ведут себя сходным образом – что в крытых галереях, что на открытых местах. Подобная «мегаполисная» оживленность сильно отличается от того, что можно наблюдать в публичном пространстве маленьких городов.

В оживленных пешеходных зонах, вопреки тому, что говорил Руссо, само устройство места сегодня способствует социальному взаимодействию. Останавливаясь, прохожие перестают быть прохожими и включаются в происходящее. Уличные музыканты, перформансисты и танцоры не отделены от публики рампой, поэтому в отличие от театра, где зрители изолированы друг от друга «вежливым невниманием», здесь представление скорее подталкивает к тому, чтобы заговорить о нем с незнакомым человеком, стоящим рядом. Это же касается и архитектуры, и арт-объектов, приглашающих включиться в игровое взаимодействие с ними – и с незнакомым ближним.

Технологии скоро позволят дизайнерам сделать следующий шаг: организовать пространство так, чтобы оно стало интерактивным: инсталляция перестанет быть замкнутым в себе зрелищем и будет реагировать на присутствие и поведение зрителей, в свою очередь включая их реакции в свое действие. Таким образом, само пространство станет медиумом, а новомедийные технологии, находящиеся в распоряжении пользователей, позволят им расширить взаимодействие далеко за пределы пассивного зрительского присутствия.

В пешеходной зоне сегодняшнему прохожему давно уже недостаточно просто найти место, где присесть. Для него может оказаться не менее важным, например, есть ли здесь бесплатный вайфай: человек, который ищет, где бы притулиться с ноутбуком, будет ориентироваться, в частности, по этому критерию. Но что, собственно, изменяет в нашем поведении то обстоятельство, что в руках у нас смартфон? Это довольно просто вообразить: представьте себе, что вы забыли его дома. Ваши возможности резко уменьшились: вы не можете не только залогиниться в Foursquare или узнать, в котором часу закрывается нужное вам заведение, но и попросту сообщить знакомому, с которым договорились о встрече, у какого выхода из метро вы стоите.

Расширяя наши коммуникативные и информационные возможности, технологии включаются в нашу повседневность, словно еще один орган, посредством которого мы общаемся с пространством и с окружающими. Но одновременно и само пространство наделяется органами чувств. Покрытие городской среды видеокамерами наблюдения – первая примета этой тенденции. Гибкость и готовность к перенастройке и к различному наполнению в скором времени сможет быть встроена в архитектурные и дизайнерские решения, что позволит пространству не только реагировать на людей и подстраиваться под них, но и предугадывать действия пользователей, активно соучаствуя в создании «удачного» места. Дистанция, которая разделяет сегодняшние удачные публичные места и это гипотетическое будущее, в сущности, не длиннее, чем та, что пройдена от сквера позднесоветского времени до нынешних пешеходных зон или московского Парка Горького.