Место для большего (ЛП)

– Какого черта? – Вайпер подъехал ко мне, пока красные джерси из «Лавины Колорадо» собрались все вместе, празднуя шайбу.

Не глядя на него, я поднял шлем, сдвигая его на макушку. Фанаты «Колорадо» ликовали и стучали по стеклу, некоторые даже показывали средний палец, и я положил свою клюшку на сетку. Пришлось привлечь все силы, чтобы не ответить им тем же. Я посмотрел на тренера Коллинза, который нервно ходил вдоль скамейки, со скрещенными на груди руками, и пристально смотрел на меня.

Успокойся, Коллинз. Это один гол.

– Ты играешь как мешок с дерьмом. Соберись! – прорычал Вайпер, когда понял, что я не собираюсь отвечать ему. Теперь я и его хотел послать. Я глотнул «Гаторейда» и опустил шлем.

Еще четыре раза игроки «Лавины» собирались вместе поздравить друг друга.

Еще четыре раза Коллинз сверлил меня взглядом.

После игры, опустив голову и старательно игнорируя кривляющихся фанатов, я уехал со льда.

– Пошел, ты, Мерфи!

– Не похож ты на самого ценного игрока!

Мы проиграли 5:2 и все по моей вине. Высказывание "выигрывает команда, проигрывает команда" я превратил в бред. Все, все из-за меня! Моя работа – блокировать маленькую шайбу от пересечения линии и звука сирены, но сегодня я провалился.

Я облажался пять раз.

Ненавижу эту чертову сирену, особенно, когда она звучит из-за шайбы в мои ворота. Этот мигающий красный луч и раздражающий гудок, сигнализируют о неудаче. Я слышал его чаще, чем за все вместе игры в этом сезоне.

Подумаешь!

Это всего одна игра.

Одна игра, которая будет не так важна в конце сезона.

Я лгу сам себе.

Эта игра важна. Они все важны! Смогу ли я сосчитать, сколько раз команда не попадала в плей-офф из-за одной игры. Иногда одна чертова шайба во всем сезоне играет решающую роль между катанием на льду в плей-офф и просмотром игры по телевизору.

Когда я добрался до раздевалки, Коллинз уже был там, ожидая меня возле моего шкафчика.

– Ты как? – пробормотал он, когда я вошел.

– Я в порядке, – солгал я, не желая рассказывать тренеру, что мой мир рухнул по всем фронтам за последние несколько дней.

Он кивнул и осмотрел оживленную раздевалку:

– Просто не в форме или что-то еще?

– Да! – рявкнул я, глядя прямо ему в глаза. – Тяжелый вечер был. Простите.

– Хочешь дать интервью?

– Нет. Не сегодня.

Он похлопал меня по плечу и ушел.

Последнее, в чем я нуждался – кучка кровожадных спортивных репортеров, муссирующих снова и снова один и тот же вопрос, въедливо уточняющих, почему я столько пропустил, да и кто же знает ответ на этот чертов вопрос?

Я стянул джерси через голову и начал снимать щитки. Лиу взглянул на меня краем глаза, прежде чем включил в раздевалке телевизор и начал переключать каналы на интервью после игры. Не секрет, что сегодня я играл плохо. И не секрет, что я взбешен из-за этого на себя. Обычно, после игры я был весельчаком, но сегодня ни с кем не хотел разговаривать.

Ну, кроме одного человека, но я все еще не был готов говорить с ней.

Я сел на скамью и вздохнул, наклонившись вперед и обхватив голову руками, я уперся локтями о колени. Достаточно того, что я слышал интервью, смотреть на экран я не хотел. Журналисты начали сыпать вопросами обо мне.

– Тренер, вы переживаете за сегодняшнюю игру Мерфи?

– Нет, – ответил он. – Что есть, то есть. Все мы люди. Это его первая неудачная игра в сезоне. У всех в сезоне есть парочка таких.

– Тренер, тренер! – выкрикнул другой журналист. – Этот год для Мерфи решающий. Вы думаете, это сказывается на его способностях?

Тренер громко выдохнул в микрофон:

– Да, это решающий год. Сказывается ли это на нем? Кто знает? У меня нет ответа. Я уверен, что его тяготит понимание того, что каждое твое движение оценивают и сканируют, но он крепкий. Он справится.

– Тренер Коллинз, источники, приближенные к Мерфи, говорят, что здесь причастны некоторые личные отношения, которые могли сказаться на его сегодняшней игре. Вы что-нибудь знаете об этом?

Я резко повернул голову в сторону телевизора.

Чертовы стервятники.

Я почувствовал, как все парни в комнате уставился на меня.

– Послушайте. Знаете, что? Он не докладывает мне о таких вещах и не должен. Он здесь работает и делает это отлично. Сегодня у него была тяжелая игра? Да. Вернется он в форму завтра? Да. Связываю ли я с этим личную жизнь? Нет. Если это так, меня это не касается, и не касается кого-либо еще. На сегодня все! – он оттолкнул от лица микрофон и поднялся из-за стола, не скрывая раздражения. Он выходил из себя, как все обычные люди, но никогда на камеру и определенно не во время интервью.

Коллинз промчался через раздевалку, не глядя ни на кого, особенно на меня.

– Это было грубо, – сказал Вайпер, сидевший рядом со мной, пот стекал по его вискам. – Ты как?

– Нормально, – я швырнул коньки в сумку.

– Не похоже.

– Ладно, я не в порядке.

– Хочешь о чем-нибудь поговорить? – осторожно спросил он.

Я сел и уставился в никуда:

– Я не хочу никаких советов, – предупредил я.

– Ладно. Выкладывай.